Николай Ямской - Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию...

А тут еще весь этот «политес» с водружением знамен Военного совета! Конечно, о том, что кто-то под смертельным шквалом огня должен ухитриться оказаться с одним из них в нужное время в нужном месте – должны позаботиться те, у кого они находятся. То есть в самих дивизиях. Но где гарантия, что в пылу и суматохе боя такой важный военно-политический вопрос не будет пущен на самотек?

«Политический аспект» вопроса натолкнул генерала на мысль «размять» его с начальником политотдела корпуса полковником И. Крыловым. Бывший пулеметчик-чапаевец, сын ивановских ткачей, тот был не просто биографически и по происхождению лично близок комкору. Переверткин ценил полковника за живой, цепкий ум. А еще за отнюдь не кабинетный, чапаевской закалки характер. Уж сколько тот имел ранений и контузий: другой на его месте уже давно осел бы глубоко в тылу, на непыльной политвоспитательной работе. А Крылов, преодолев и недуги, и сопротивление врачей, вновь и вновь возвращался в строй, в действующую армию.

Словом, одна голова хорошо, а плюс мнение толкового начальника политотдела – еще лучше…

Правда, окончательного решения их недолгая беседа не дала. Но кое на что натолкнула. В частности, решили подстраховать прижившиеся в дивизиях знамена Военного совета армии своим собственным, корпусным стягом. Глядишь, в случае чего на статус «победного» он вполне сгодится. А исполнение поручить как раз специальной группе, а лучше даже двум, которые совместят в себе сразу три ипостаси: легкую штурмовую, корпусной разведки и «знаменосную». Добровольцы на это рисковое задание найдутся. Главное – поставить во главе групп толковых, проверенных в деле командиров.

Поэтому, не откладывая дело в долгий ящик, Переверткин вызвал двух офицеров, которых он неплохо знал лично и, стало быть, мог больше, чем на других, положиться.

Этими двумя были его личный адъютант майор Михаил Бондарь и старший офицер связи штаба корпуса Владимир Маков.

Подозвав срочно прибывших к развернутой на столе карте, Переверткин сразу же «взял быка за рога»:

– Вот, смотрите, ребята: здесь Рейхстаг. Мы с полковником приняли решение сформировать две штурмовые группы – человек по 20 каждая. Посоветовались и решили назначить командирами групп вас. Как на это смотрите?

Ну как? Понятное дело: кто же из нормальных, уже изрядно повоевавших на передовой офицеров, попав в штаб, снова не рвется «на передок»? Особенно, когда вот-вот – и дожмем Гитлера…

Так что ответили дружно:

– Конечно, пойдем! (Из радиорассказа В. Макова.)

Да еще каблуками щелкнули. С чувством благодарности за доверие, так сказать…

Поставленную задачу – действовать в боевых порядках подразделений первого эшелона (Макову со 150-й стрелковой дивизией, Бондарь уходил в 171-ю) и водрузить красный флаг над поверженным Рейхстагом – приняли со всей серьезностью. Благо дело, конечно, стоящее, геройское. Вот только шансов исполнить и живым-здоровым остаться маловато.

Но война есть война. А долг есть долг. «И если не я, то кто?»

Словом, быстренько для себя поставили на этой теме точку. И лишних вопросов, например, что за флаг – задавать не стали. Это политотдела головная боль. А им что доверят, то и понесут…

А вот составом групп не преминули озаботиться – тут с кем в бой пойдешь, то и «пожнешь». Тем более что поручение из серии «поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что».

…Генеральский ответ обнадежил: добровольцев решили, в основном, набирать из артиллерийской разведки. С одной стороны, больше-то и неоткуда: у «пушкарей» в личном составе самые маленькие потери оказались, да еще и фронт в последний момент выделил армии из своего резерва шесть артиллерийских бригад. С другой, ребята в артразведдивизионах подбирались, как правило, надежные, обстрелянные. На задании они привыкли к самостоятельности. И в любых «нештатных» ситуациях действовали дерзко, слаженно, умело…

Отдав необходимые распоряжения офицерам и отпустив сначала их, а потом полковника Крылова, Переверткин снова склонился над картой.

Похоже, создание двух подвижных спецгрупп в первом эшелоне – неплохое решение. При штурме они, конечно же, ловчее со знаменем просочатся. Да и до решающей атаки еще при перемещениях в боевых порядках нужное дело сделают. Обеспечить их надежной связью со штабом – и чем тебе не собственные «глаза и уши»? Прямо с линии огня. С информацией, можно сказать, из первых рук…

Сейчас на этой линии сражались батальоны 150-й дивизии.

Связавшись ближе к ночи с Шатиловым и уточнив, что батальоны его 756-го полка уже захватили тюрьму Моабит и готовы продвинуться в глубь одноименного района, Переверткин поставил новую задачу: выйти к реке Шпрее в северо-восточной части парка Тиргартен.

На следующий день, 27 апреля, когда передовые части 79-го корпуса проделали примерно половину отмерянного им командиром корпуса пути, а сам Переверткин передвинул свой КП в стены отбитой накануне у врага тюрьмы Моабит, в расположении поддерживающих его соединение нескольких артбригад шел отбор добровольцев.

Желающих в той же 136-й бригаде, естественно, было много больше, чем требовалось. Но строгая комиссия, в которую в полном составе вошел весь руководящий «треугольник» развед-дивизиона (командир-майор Н. Максимов, его заместитель по политической части подполковник А. Яшин и начальник штаба капитан В. Абрамов), отнеслась к делу крайне ответственно. И отобрала лишь 11 человек.

«Выбирали самых сметливых, самых храбрых – тех, кто всю войну прошел и опыт имел большой», – вспоминал 40 лет спустя Владимир Анатольевич Абрамов.

Надо ли удивляться, что по таким критериям выбор неизбежно пал на бывалых бойцов – «крестников» старшего лейтенанта Н. Иванова. Что, собственно, и подтвердил в своем рассказе бывший начштаба дивизиона:

«Первыми отобрали двух командиров отделений оптической разведки – Гизи Загитова и Сашу Лисименко. В них никаких сомнений не было. С батареи звуковой разведки взяли начальника поста предупреждения Алексея Боброва. Он тоже всегда действовал впереди, рядом с противником.

Потом стали думать, кого взять четвертым. Здесь нам пособил сам Михаил Минин. Узнал откуда-то, что набирают добровольцев. Он, правда, лицом к лицу с противником не часто сталкивался. Его сильная сторона в другом была: мало кто лучше него умел дешифровать и вычислять. Но парень он был основательный, твердый в своих поступках и решениях.

Вот он-то, помню, не просто вошел, а ворвался к нам. И говорит: «Вы что же, забыть меня решили? Я тоже хочу с ребятами в последний бой идти…»

Переглянулись мы: какие тут сомнения! Максимов поспешил успокоить бойца: