Олег Айрапетов - Крымская война

Конфликт перестал быть спором конфессий – речь уже шла об авторитете покровительствующих им держав. Он сопровождался демонстрациями со стороны России и Франции. 12 (24) октября 1852 г. специальный эмиссар Порты, отправленный в Иерусалим, заявил, что султан принял решение отремонтировать купол храма Гроба Господня за свой счет, а работы будут вестись под наблюдением трех доверенных лиц от христианских общин: греческой, латинской и армянской. О каком-либо фирмане султана не было сказано ни слова, что вызвало рост подозрений и протесты и со стороны русских, и со стороны французов. 20 ноября 1852 г. министр иностранных дел Турции Фуад-эфенди в разговоре с австрийским послом охарактеризовал положение следующим образом: «Титов (Владимир Павлович, чрезвычайный посланник России в Турции – А.О.) заявил Порте, что он оставит Константинополь со всем посольством, если Порта позволит себе малейшее отступление от status quo, а Лавалет (Шарль-Жан-Мари – посол Франции в Турции – А.О.) угрожает блокадой Дарданелл французским флотом, если она сохранит status quo». Сам Фуад был горячим сторонником принятия требований Парижа. Он опасался не только действий французской эскадры у Дарданелл, но и возможной интервенции Франции в Сирии или Тунисе. Кроме того, по мнению министра, столкновение Франции и России в Палестине давало Турции шанс освободиться от влияния Петербурга на православных подданных султана.

Илл.3 Г.Брендекилде. Иерусалим с юго-востока. 1890

В результате турецкие власти пошли на уступки католикам, которые получили ключи от храма Рождества Господня в Вифлееме. 22 декабря 1852 г. католический патриарх Иерусалима водрузил там серебряную звезду, подаренную французским правительством. Символическое значение этого акта для влияния на Ближнем Востоке не поддается переоценке. В обстановке приближающегося кризиса всем трем его участникам были необходимы союзники. Нессельроде был категорически против дальнейшего развития противостояния, предвидя возможность объединения Турции и Франции при весьма неблагоприятных для России условиях. Канцлер рекомендовал не сообщать английскому правительству мыслей Николая I о возможном падении Турции и подготовке к разделу турецкого наследства. Император придерживался другой точки зрения. Он был настроен весьма воинственно.

28 декабря 1852 г. (9 января 1853) Николай I в разговоре с британским послом в России Дж. Сеймуром вернулся к теме своей беседы с Робертом Пилем в 1844 г., вновь предлагая Лондону раздел Турции. Дунайские княжества, Сербия и Болгария превратятся в самостоятельные государства, но под русским протекторатом, Великобритании предлагались Египет и Кандия (Крит), судьба Константинополя точно не была определена, но император заявил, что не планирует захвата этого города и не допустит его перехода ни к англичанам, ни к французам, ни к грекам. Иллюзии в отношении возможности найти общий язык с Лондоном в восточном вопросе были самым значительным просчетом Николая I. Турция действительно была «больным человеком», вокруг которого группировались доктора и наследники. Впрочем, первые иногда были заинтересованы в наследии больше, чем в лечении, а вторые подчас отнюдь не торопили кончину больного, скорее наоборот.

Многие государственные деятели Англии со скепсисом смотрели на перспективы сохранения Османской империи. Тем не менее в Лондоне отнюдь не собирались торопить события, приход которых в данный момент категорически не устраивал Великобританию. Сеймур, докладывая Джону Росселю 1 1 премьер-министр в 1846–1852, 1865–1866 гг., лидер оппозиции в 1852 и 1866–1868 гг., министр иностранных дел в 1852–1853 (с декабря по февраль), 1859–1865 гг. о беседе с Николаем I, с удовлетворением отметил, что «суверен, который имеет несколько сотен тысяч штыков», не может принять решения без согласия с Лондоном. Британский дипломат выразил свою надежду на то, что Петербург не будет настаивать на соглашении о разделе, потому что если распад Турции действительно произойдет, то в таком случае Англия рискует остаться без права голоса. И первый, и второй случаи были как раз тем, чего хотели избежать английские государственные деятели. 14 января 1853 г. император вновь вернулся в разговоре с Сеймуром к теме возможного падения Турции и необходимости подготовки к этому событию. Посол поблагодарил Николая I за доверительный обмен мнениями, но при этом выразил свою уверенность в том, что Турция еще не находится при смерти и что его правительство не нуждается в союзниках на этот случай.

Великобритания торговала с Турцией и вообще не была заинтересована в разделе «турецкого наследства». Вторая четверть XIX века была периодом резкого усиления англо-турецких торговых контактов. В то время как Пруссия, Австрия и Россия вводили протекционистские тарифы, защищая собственный внутренний рынок от импорта дешевых британских товаров (Россия впервые ввела его в 1822 г. и последовательно продолжала эту таможенную политику в 1825, 1830, 1831, 1841 гг. Только таможенный тариф 1850 г. создавал несколько более благоприятнее условия для ввоза промышленной продукции). Турция оставалась очагом благоприятной торговли. К 1850 г. подданные этого государства покупали больше английских товаров, чем жители итальянских государств, Франции, России или Австрии. Если в 1825 г. ввоз английских товаров в Османскую империю составил 1 079 671 фунт, а вывоз – 1 207 172 фунта, то в 1852 г. британский импорт в эту страну равнялся 8 489 100 фунтам, а экспорт из нее – 2 252 283 фунтам. Обращает на себя внимание тот факт, что уже с 1830 г. Лондон добился значительного превосходства вывоза над ввозом (2 745 723 фунта против 1 726 065 фунтов) и далее только наращивал положительный баланс в свою пользу.

Важнейшим для Лондона вопросом была торговля хлебом. В 1846–1850 гг. Россия вывозила приблизительно 5% собранного на ее полях хлеба. В основном это была высококачественная пшеница. В русском экспорте этого периода зерновой вывоз составлял 35%, и основным его потребителем была Англия (37%), вслед за которой шли германские государства (11%) и Франция (10%). В 1852 г. в Англию было ввезено из России 957 тыс. четвертей зерна (из них 706 тыс. четвертей – пшеницы). При этом от 1/3 до 1/4 всего зерна, поступавшего в Англию к 1850 г., приходилось на импорт из владений Турции. В основном этими импортерами были Дунайские княжества и Египет. В 1852 г. из этих территорий было ввезено 1 875 тыс. четвертей зерна, но при этом ввоз пшеницы из Дунайских княжеств составил 200 тыс. четвертей.

В 1842 г. через проливы прошло 250 британских торговых судов, в 1848 г. их количество увеличилось до 1397, а в 1852 г. – до 1741. До 1/3 всего судоходства по Дунаю также осуществлялось под британским флагом. Значительному подъему дунайского судоходства способствовало и объявление в 1848 г. Браилова портом свободной торговли, в 1837 г. этот режим был распространен и на Галац. В случае установления контроля над княжествами Россия контролировала бы более 50% ввоза пшеницы в Великобританию на начало 50-х гг. XIX в. (706 тыс. + 200 тыс. четвертей против 400 тыс. четвертей из Пруссии, 400 тыс. четвертей из США, 35 тыс. четвертей из Канады). Разумеется, что Лондон стремился не допустить возникновения подобной ситуации. Как отметил в своем донесении от 23 марта 1853 г. британский поверенный в делах в Турции, «безопасность наших обширных коммерческих интересов более важна, чем европейская политика и сохранение мира».