М. Вебер - Книга памяти: Екатеринбург репрессированный 1917 – сер. 1980-х гг. Часть I. Научные исследования

История репрессий на Урале в советский период – проблема актуальная как в научном, так и в общественно-политическом отношении. В ходе революций 1917 г. и Гражданской войны Урал стал местом противоборства различных политических и социальных сил. Эта борьба сопровождалась жестокими акциями красного и белого террора. Здесь велись боевые действия с армией Колчака, а в Екатеринбург волею судеб попала семья последнего русского царя и здесь же была жестоко убита. В 1920-е десятки тысяч уральцев подверглись жесткой дискриминации в виде лишения избирательных прав. На рубеже 1920—1930-х гг. активизировалась политика колонизации северо-восточных районов Советского Союза. В результате Урал стал местом интенсивного промышленного строительства и военным арсеналом страны. Сюда было направлено более пятисот тысяч раскулаченных – спецпереселенцев СССР, а в конце 1930-х – 1940-е гг. созданы многочисленные лагерные системы, пропустившие через себя сотни тысяч заключенных, в том числе, репрессированных по политическим мотивам.

История репрессий первоначально изучалась преимущественно в масштабах всей страны, поэтому чрезвычайно важны региональные исследования по этой проблеме. Глобальные социально-экономические процессы оставляют свой след в историческом сознании людей лишь после их фиксации на локальном и индивидуальном уровне. Общая объективная картина политических репрессий советского периода может быть представлена наиболее объемно только благодаря комплексу локально-региональных исследований.

Историография истории политических репрессий в СССР прошла ряд этапов в своем развитии. Первые отклики на деяния большевиков появились в ходе революции, Гражданской войны и через несколько лет после ее завершения.

Начальный этап развития историографии – 1920-е – начало 1930-х гг. С анализом большевистской доктрины и практики выступили ученые-философы, историки, экономисты, социологи, общественные деятели, оказавшиеся в эмиграции: А. Н. Бердяев, С. Н. Булгаков, А. С. Изгоев, С. П. Мельгунов, И. А. Покровский, П. Э. Струве, С. Л. Франк, С. А. Котляревский и другие 2 2 Бердяев Н. А. Философия неравенства. М.: Институт русской цивилизации, 2012.; Покровский И. А. Перуново заклятье. М., 2008 [Электронный ресурс] URL: http://www.biblioclub.ru/index.php?page=book&id=7301 (дата обращения: 10.05.2016); Булгаков С. Н. На пиру богов. Pro u contra: Современные диалоги // Из глубины: Сборник статей о русской революции. М., 1990; Мельгунов С. П. Красный террор в России. 1918—1923. Берлин, 1924; Струве П. Б. Итоги и существо коммунистического хозяйства. Берлин, 1921. . Наряду с западноевропейскими учеными, изучавшими фашистский режим в Италии (Г. Амендола, Л. Вассо, Ф. Турати, Г. Хеллер), они сделали вклад в формирование концепции тоталитаризма. Именно тогда в европейскую науку и вошло понятие «тоталитаризм».

Как известно, события в России раскололи массовое сознание во многих странах и, несмотря на ужасные последствия красного и белого террора, одни восхищались большевиками, других их ненавидели. В такой ситуации не могло быть нарисовано объективной картины причин, масштабов и последствий террора. Впрочем, большая часть социал-демократии, не говоря уже о сторонниках других политических движений, восприняла действия большевиков негативно. Противники коммунизма на Западе и русские эмигранты однозначно осудили красный террор и положили начало его исследованию, обобщая материал как в масштабах всей России, так и Урала в частности. Однако в работах этого направления оказалось больше пристрастности, чем объективности 3 3 См.: Мельгунов С. П. Красный террор в России: 1918—1923. Берлин, 1924. С. 47—84 – материал по Нижнему Тагилу; Давыдова Н. Полгода в заключении: Дневник 1920—1921. Берлин, 1923; Оржеховский В. Страничка «Красного террора» // На чужой стороне. 1924. №8. С. 99—108; и др. .

В 1920-х – начале 1930-х гг. научное исследование террора и репрессий практически не велось. Это был период благодушной веры в усилия большевиков и определенного восхищения их достижениями. Лишь немногие историки, в основном представители российской эмиграции, продолжили линию осуждения красного террора и без особого успеха проклинали узурпаторов власти в России 4 4 Аронсон Д. Из записок тюремного старосты // На чужой стороне. 1925. №9. С. 57—89; Malsagoff S. A. An island Hell: a Soviet prison in the Far North. London, 1926; Schirvindt E. Russian prisons. London, 1928; Atholl D. The Conscription of a people. London, 1931; и др. .

Следующий этап развития историографии по истории и практике репрессий в СССР совпадает с эпохой массового террора 1930-х – конца 1940-х гг. С утверждением авторитарно-тоталитарных режимов в Италии, Германии, СССР, Испании расширяется круг гуманитариев, изучающих это новое явление. Продолжили свои исследования Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, С. Л. Франк, П. Б. Струве. Особенно большое значение имел труд Н. А. Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма», который получил всемирную известность. Именно он стал первым российским автором теории тоталитаризма. Зарубежные обществоведы: Л. Мизес, Ф. Хайек, Х. Ортега-и-Гассет, Т. Кон, С. Нойман; писатели: Д. Оруэлл, А. Кестлер и другие делают вывод об однотипности власти большевиков, фашистов, национал-социалистов 5 5 Бакунин А. В. История советского тоталитаризма. Книга 1. Генезис. Екатеринбург, 1996. С. 22. . Исследователи доказали, что тоталитаризм отличается от традиционной автократии и является особенностью цивилизации XX века. Именно на этом этапе «заложены прочные основы теории и истории тоталитаризма» 6 6 Там же. С. 26. .

С середины 1930-х формируется оппозиционная точка зрения в ВКП (б)(Л. Троцкого, Н. Бухарина, Ф. Раскольникова), согласно которой репрессии второй половины 30-х гг. объяснялись личной непорядочностью, коварством Сталина и его попытками расправиться с верными ленинцами. При этом совершенно не подвергалась сомнению необходимость террора в ходе революции, Гражданской войны, практика лишения гражданства и избирательных прав в 1920-е гг.

В западной историографии избавление от иллюзий началось только в конце 1930-х гг. в среде эмигрантов, в том числе – нелегальных 7 7 См.: Киселев-Громов Н. И. Лагеря смерти в СССР. Шанхай, 1936; Tchernavin V. I speak for the Silent Prisoners of the Soviets. London, 1939; Солоневич И. Россия в концлагере. Вып. 1—6. Буэнос-Айрес, 1958 (впервые изд. в 1936 г.). . Как отмечал Ж. Росси, «вопреки множеству уличающих показаний, мировое общественное мнение долго не хотело заметить советскую концентрационную действительность. После чистки 1937 г. не видеть ее мог лишь тот, кто не хотел» 8 8 Росси Ж. Справочник по ГУЛАГу. М., 1991. Ч. 2. С. 518. .