Александр Тюрин - Воспоминания ученого-лесовода Александра Владимировича Тюрина

В этом маленьком Прикамском городке и протекли годы моего первоначального обучения.

Годы моего обучения в Мензелинске прошли в доме моего дедушки Василия Филипповича Колесникова, отца моей матери. В то время, когда я жил в его доме, у него была небольшая семья, состоявшая из его жены, моей бабушки Варвары Павловны (в девичестве Ащеуловой), сыновей – моих дядей: Алексея Васильевича, Владимира Васильевича и дочери – моей тетки Анны Васильевны. Она скончалась в 1891 году, через год после моего поступления в школу. Дом был не в центре города, а ближе к окраине, на углу двух улиц, возле большой площади. Усадьба имела небольшой передний двор, сад, огород и задний двор для скота. На усадьбе было два дома, новый и старый. Оба дома были невелики, в каждом было по одной квартире. В старом доме жил Алексей Васильевич, в начале 90-х годов еще холостой. Он служил секретарем уездного съезда судей и был хорошо обеспечен, так как получал тысячу рублей золотом в год, цифра весьма большая для Мензелинска при дешевизне жизни в то время. В новом доме жили дедушка с бабушкой, дядя Владимир Васильевич и тетя Анна Васильевна. Здесь жили в учебное время моя сестра и я.

Дедушка Василий Филиппович Колесников родился в 1836 году. Он был моложе моего отца на четыре года. Отец моего дедушки был солдатом Кутузовской армии, проведший всю кампанию 1812—1815 годов. Он участвовал в Бородинской битве, проделал весь поход в Пруссию, Францию и был в Париже. Прослужив в армии двадцать пять лет, он вернулся в Мензелинск в начале 30-х годов искалеченным ветераном. Здесь он женился и имел единственного сына, моего дедушку. Умер он в 1848 году от холеры, когда его сыну было около 12 лет.

По законам того времени, мой дедушка, как сын солдата, должен был идти в солдаты на правах кантониста, но, очевидно, как единственный сын матери-вдовы был, в конце концов, оставлен при матери. Он окончил уездное училище в Мензелинске. До глубокой старости дедушка занимался самообразованием, читал газеты и журналы, знал хорошо русскую литературу, обладал громадной и четкой памятью, широким и проницательным умом. С ним можно было беседовать на разнообразные темы и чувствовать приятность от общения с умным и образованным собеседником. Свою жизнь Василий Филиппович организовал целиком сам за счет настойчивого непрерывного труда. По окончании уездного училища он начал службу помощником волостного писаря. Потом служил в должности волостного писаря, а на склоне лет перешел на службу в городскую управу Мензелинска. В начале 90-х годов ему пришлось бросить службу из-за болезни глаз (катаракты). Хозяйство на надельной земле (он принадлежал к сословию крестьян города Мензелинска) вел его сын, мой дядя, Владимир Васильевич. Чтобы не было скучно, дедушка завел при доме небольшую бакалейную лавочку, где торговал разными товарами, от сахара до керосина включительно. Это давало ему небольшой заработок, около пятнадцати рублей в месяц. Живя у дедушки, в свободное от учения время я помогал ему в его несложной работе. Цены на основные товары, существовавшие в то время, мне памятны до сих пор.

Дедушка был высокого роста, довольно строен; голову носил прямо и имел открытое простое русское лицо. Он всегда был деятелен, аккуратен, дисциплинирован в труде и отдыхе. Его настроение всегда было жизнерадостным, а печали он развеивал в систематическом труде. На меня, внука, дисциплинированность дедушки имела огромное воспитательное значение. И сейчас, размышляя над тем, где я мог получить основные черты своего характера, должен сказать, что получил их от дедушки. Я в полной мере его воспитанник, ученик, затем друг и близкий товарищ.

Хозяйство уже не лежало на дедушке, его заменил сын, мой дядя Владимир Васильевич. Плохое зрение способствовало размышлениям о душевной жизни, продумывать то, что было пережито, и в этот момент рядом с ним появился восьмилетний внук. Естественно, что дедушка и внучек, проводя вместе большую часть времени, сблизились, а потом сдружились. Занятия по торговле в лавочке были нашим совместным трудом, прерываемым моим пребыванием в школе. Часы отдыха мы проводили вместе. Иногда в зимние вечера я читал ему вслух, иногда мы с хохотом играли в карты (в мельники и в свои козыри), а по субботам вместе ходили в монастырскую церковь ко всенощной. Дедушка любил эту церковь потому, что там, у монахинь, было чисто, культурно, кроме того монашки замечательно хорошо пели церковные песнопения. Я также любил монастырскую церковь, но по другим причинам: там на полу лежали толстые кошмы. Если я уставал стоять на ногах, то опускался на колени; от кошмы было мягко и тепло моим коленям. Мне также нравилась опрятность во всем монастыре, чистота, порядок, обилие цветов и зелени. Ничего этого не было ни в соборе, ни в Троицкой церкви. Наши путешествия к всенощной почти всегда сопровождались приключениями. Случалось почему-то так, что мы часто приходили с мокрыми ногами, хотя большинство луж уже просохло, а ручьи перестали течь. По-видимому, здесь не обходилось без моих шалостей, или же я искал новых путей, по которым еще никто не ходил. Дедушка относился к таким приключениям добродушно. Иногда перед сном дедушка рассказывал мне о разных вещах из своей жизни, а также из виденного им и прочитанного. Очень часто я расспрашивал его о войне 1812 года, в которой его отец участвовал. Дедушка любил Кутузова, а еще более Суворова. Из его рассказов, еще до того, как я начал читать исторические книги, я узнал много подробностей из жизни этих двух великих полководцев. Дедушка сообщил мне также, что обоим полководцам дали княжеский титул.

– А что такое князь? – спросил я.

– Это почетное, самое почетное звание. Его дают только великим полководцам, – ответил дедушка.

Его слова я запомнил и однажды поставил дедушку в неловкое положение. Были гости. Я присутствовал тут же, сидя в уголке на стуле, около своего столика. Во время беседы была произнесена фамилия Кугушев с прибавлением слова «князь». Когда на минуту установилось молчание, я спросил дедушку: «Князь Кугушев – это тоже великий полководец?» Взрыв общего хохота был ответом на мой вопрос. Но после дедушка объяснил мне, что, к сожалению, есть князья не по заслугам, а по рождению. Этого, однако, тогда я не понял, пока не подрос и не узнал жизнь побольше. Князь же Кугушев был потомок прежних татарских мурз, обрусевших после покорения Прикамского края. Никаких заслуг за ним не числилось.

Когда я уехал учиться в далекие края, то постоянно переписывался с дедушкой и иногда приезжал в Мензелинск повидаться с ним и другими близкими и родными мне людьми. Он был крепкий старик, но осенью 1911 года на семьдесят пятом году жизни опасно заболел. Я заехал в Мензелинск и навестил его. Он лежал в земской больнице.