Александр Тюрин - Воспоминания ученого-лесовода Александра Владимировича Тюрина

Слова его были так приветливы, а обращение таким сердечным и простым, что робость меня оставила, я хорошо прочитал рассказик и хорошо пересказал его, когда книга была закрыта. Затем мне была дана небольшая задачка для решения в уме, которую я также легко сделал. «Хорошо, хорошо! – сказал Д. Е. Пушков. – Он у вас вполне подготовлен, вполне, вполне…». И я был принят в городское училище. С этого момента я полюбил Димитрия Егоровича. И все ученики любили его. Для всех у него находилось приветливое слово. Он имел открытое лицо с улыбающимися глазами, зачесанными назад волосами и ходил всегда быстро. Его подвижность, энергия и работоспособность удивляли нас. Нам было непонятно, как он успевал выполнять многочисленные служебные, общественные и личные дела. Его занятия по городскому училищу отнимали у него с проверкой домашних ученических работ и с подготовкой к урокам не менее восьми – десяти часов в день. Кроме того, созданная им общественная библиотека отнимала у него не менее двух – трех часов ежедневно, а то и более. Он был также душой ряда культурных начинаний в городе (постановка спектаклей, организация общественных чтений). С наибольшей горячностью он отдавался общественной библиотеке. С каждым годом она разрасталась. В начале текущего столетия она перешла в просторное помещение, где имелся уже обширный зал для чтения. Библиотека сделалась культурным центром города. Здесь можно было встретить почти каждый день представителей местной интеллигенции. Это был своего рода общественный клуб.

В средине 90-х годов Д. Е. Пушков приобрел в городе небольшой домик, на высоком берегу реки Мензеля. Он переделал домик по своему вкусу и развел при доме плодовый сад. Садик служил ему местом отдыха. Я несколько раз бывал у него и всегда любовался культурностью его маленького жилища. Он прожил в нем около двадцати лет, пока не уехал из Мензелинска на службу в другой город, Гурьев, расположенный на берегу реки Урал. Не знаю, была ли эта поездка добровольной? Скорее, это был подневольный перевод. И с тех пор я потерял его из вида. В последний раз мы виделись с ним в 1905 году. Я жалею, что у меня не сохранилось его фотографии. Впрочем, я представляю очень ярко его подвижную фигуру, его улыбающееся, подвижное лицо, его постоянную готовность помочь всякому, кто к нему обращался.

Оглядываясь сейчас на свой длинный жизненный путь и перебирая в памяти встреченных мною людей, я всегда с благодарностью и любовью останавливаюсь на своем первом и лучшем учителе Д. Е. Пушкове.

Д. Е. Пушков из всех предметов больше всего любил русский язык. Естественно, что и нам его ученикам, передалась его любовь. В классе мы первоначально занимались переложением отдельных рассказиков, затем читали образцы произведений наших классиков и писали сочинения на заданные темы на дому. Осенью 1895 года в одно из сентябрьских теплых солнечных воскресений Д. Е. Пушков устроил нашему классу экскурсию на ферму сельскохозяйственной школы, отстоявшую от города на расстоянии семи километров. Вышли около девяти часов утра. Дорога шла вначале через пойму реки Мензеля, по длинной километровой дамбе, затем по выгону, полям, а потом по дубовому лесу. Погода была замечательная. Настроение было веселое. Возраст наш (двенадцать-тринадцать лет) располагал к проказам и шуткам. Д. Е. Пушков не отставал от нас. Вся наша группа была единым веселым коллективом. Красота дубового леса в осеннем уборе с отдельными багряными осинами восхищала нас. Вдруг впереди показались зеленые крыши через вершины деревьев. Это была сельскохозяйственная школа, впервые нами виденная. Она расположилась на большой лесной поляне. Все здесь для нас было новым, необычным. Нас встретили ученики школы. Они были в форменных куртках с зелеными стоячими воротничками. Их фуражки имели зеленый околыш. У нас же формы не было, кроме значков на фуражках (М.Г.У.), обозначавшем, что мы учимся в Мензелинском городском училище. Прием был радушен. Нас угостили чаем с горячими пирожками. Директором сельскохозяйственной школы был тогда известный агроном М. П. Зубрилов. Школа была поставлена у него прекрасно. Кругом были образцы отличной культуры земледелия. мы осмотрели огороды, сады, пашни. Ученики школы обучались также кузнечному, столярному и слесарному ремеслу. Меня особенно поразили модели плужков, веялок, сортировок и прочих сельскохозяйственных машин, сделанные учениками школы и выставленные для обозрения в качестве образцов их работы. Все, что мы видели в этот день, было для нас откровением. У нас глаза открылись, мы прикоснулись к новому миру, более культурному, красивому, по сравнению с тем, в котором жили.

Ученики сельскохозяйственной школы рассказали нам, что они учатся и работают в поле, в огороде, в саду, на скотном дворе, на пчельнике. Оказалось, что они проходят те же предметы, какие проходим и мы, но вдобавок изучают ремесла и полностью участвуют в сельскохозяйственном производстве. Их возраст был больше нашего лет на пять. Те из них, которые были в последнем классе, производили на нас впечатление уже взрослых молодых людей. Когда мы возвращались домой, стало уже темно, но погода благоприятствовала нам до конца пути. Наш учитель в конце пути сказал нам: «Опишите наше путешествие, это будет вашим очередным сочинением». На сочинение нам отводилось недели три или четыре. Придя домой, закусив и отдохнув, я тотчас же начал писать и в первый же вечер написал странички три. Я и раньше замечал над собою, что у меня лучше выходит учебная работа, когда я делаю ее исподволь, понемногу, но каждый день. Этот прием я применил и в данном случае. Я писал понемногу, но каждый день. Дней через десять я кончил и стал переписывать, но переписывал не механически, а вновь передумывал и исправлял ранее написанное. Переписывал я по утрам. Помню, что мне удобнее было писать на стуле (тогда я был мал ростом), стоя на полу на коленках. Переписка отняла у меня несколько дней. Наконец все было готово. Я прочитал свое первое сочинение дедушке. Сочинение называлось «Путешествие на ферму». Дедушке оно понравилось. После этого я сдал его Д. Е. Пушкову. Димитрий Егорович читал наши произведения несколько дней, так как нас в классе было не менее тридцати учеников, а сочинения были длинные. Помню, что у меня оно имело двадцать страничек в четверть развернутого листа. Наконец наступил день разбора наших сочинений. Отличными оказались два сочинения: Трегубова и мое. Гриша Трегубов был остроумный мальчик, и он написал свое повествование в духе «Пиквикского клуба» Ч. Диккенса, которым он в то время восхищался. Мое повествование было написано в эпическом стиле. Оба сочинения были прочитаны в классе и всем понравились. Я и Трегубов были на верху славы. Нам обоим прочили писательское будущее, но ни Трегубов, ни я не стали литераторами. Вскоре после окончания городского училища Трегубов исчез из Мензелинска. Что с ним стало, неизвестно. Я же сделался не романистом, а ученым. Слава о наших сочинениях быстро разнеслась по городу. Сочинение мое и Трегубова читали, особенно на сельскохозяйственной ферме. Нас стали замечать наши сверстники из прогимназии. Подруги моей сестры, Маня Бабина и Анюта Афанасьева, рассматривавшие меня до сих пор как их пажа, повысили мой ранг и соблаговолили допустить меня в свою маленькую компанию, как равного товарища, хотя им было по шестнадцать лет, а мне только тринадцать. С той поры Димитрий Егорович стал пристально следить за мною. Я был все время в поле благожелательного ко мне внимания. Меня запомнил также директор сельскохозяйственной школы М. П. Зубрилов, через несколько лет оказавшийся моим руководителем, но не в Мензелинске, а в другом городе – Богородицке Тульской губернии, где мне пришлось по окончании городского училища учиться в среднем сельскохозяйственном училище.