Василий Кириллов - Прага сквозь века

Бытует мнение, что в старину башня имела двойное предназначение. Её ворота, оснащённые спускающейся решёткой, являлись частью не сохранившегося поныне крепостного укрепления. В обычные дни по так называемой королевской дороге проходило множество людей. И ворота, выделенные красивым дуговым архивольтом, превращались в некое подобие триумфальной арки на восточном берегу реки. Следует добавить, что высота башни составила около 47 метров и с её верхних галерей, в Средневековье, обеспечивалось хорошее обозрение прилегающих улочек и малоэтажных домов, когда-то формировавших общую застройку Старого Места.

Строительство Карлова моста в Праге было поистине эпохальным событием. Переправу через Влтаву делали с расчётом на то, чтобы она простояла многие века без серьёзных реконструкций. На стене, которая связывает башню моста с монастырём Ордена Святого креста, со стороны реки можно и в наши дни заприметить бородатую голову, вытесанную из камня. Чехи говорят, что таким образом первый строитель моста решил увековечить о себе память. Но неизвестно, правда это на самом деле или очередная легенда!?

Каменный мост появился в Праге ещё в XIV столетии, на месте бывшего моста Юдифи. А Карловым его назвали много лет спустя в честь прославленного чешского короля и, одновременно, властителя Священной Римской империи. Монарх уделял немало времени наблюдениям за строительными работами. В известковый раствор, скрепляющий между собой тяжёлые каменные валуны и кирпичные поверхности, по его распоряжению, специально, добавляли яичный желток, который способствовал особой прочности кладки. Возы, нагруженные яйцами, прибывали в Прагу из разных концов Чешского королевства. Жители каждой провинции старались, как могли, угодить всеми любимому славному правителю. И так случилось, что волею случая произошёл казус, о котором ещё долгие годы вспоминали потомки.

Яйца, привезённые на возах, строители, обычно, не церемонясь, разбивали и бросали в известковый раствор. Но однажды над ними кто-то хорошо подшутил. Прибывший в Прагу воз из Вельвар оказался доверху наполненным сваренными вкрутую яйцами. Каменщики вначале пришли в недоумение, а потом несколько дней смеялись вместе с горожанами, сумевшими по достоинству оценить чей-то забавный розыгрыш.

Комические и трагические эпизоды непостижимым образом переплетены в чешской истории. Когда-то, в Средние века, на Карловом мосту ещё возвышался деревянный крест с Распятием. Он был хорошо виден из окон дворцов на Градчанах. В 1419 году крест был уничтожен гуситами, поскольку неизменно служил для пражан печальным местом, где осуждённые на казнь приносили свою последнюю молитву.

С восстановлением королевской власти в Чехии крест восстановили. И опять ему пришлось простоять не более века. Чешская королева Елизавета Стюарт – жена Фридриха Первого (прозванного в народе «Зимним королём») – в своё время начала часто высказывать недовольство, что крест на Карловом мосту слишком большой и мешает ей смотреть на Старую Прагу. Поговаривали, что однажды зимой, проезжая через Влтаву на санях, она даже произнесла фразу о том, что, дескать, не может больше видеть «этого нагого бородача на кресте».

Королю Фридриху так надоели постоянные упрёки и нарекания его «благоверной» супруги, что ему пришлось некогда приказать сбросить крест в воду. Однако уже вскоре на том же месте появилось каменное изваяние «Голгофы». Навсегда покидая Прагу, после проигранной её мужем битвы на Белой горе (8 ноября 1620 года), Елизавета Стюарт была вынуждена снова проехать через реку и увидеть восстановленную каменную скульптуру с распятым Христом.

Множество статуй на парапетах Карлова моста – это уже наследие эпохи барокко! В своём роде дань славному историческому прошлому. Целых 30 фигур святых, воссозданных руками талантливых скульпторов! Они были призваны стать символом возрождения в Чехии католической веры после затянувшихся гуситских войн. В скульптурах было ярко запечатлено соревнование двух разных творческих концепций. Статуи Фердинанда и Микаэля Брокофа зрительно производят ощущение мощи, а Матиаша Брауна, напротив, больше тяготеют к изяществу и грациозности.

Летние впечатления обычно самые яркие и запоминающиеся. Так уж устроен человек, что ему всегда ближе ощущение тепла и солнечного света. Между тем, в зимнюю пору Карлов мост, наверное, не менее экстравагантен. Ненароком вспоминается, как в своё время описал его в своём известном романе «Голем» австрийский писатель Густав Майринк. Рассказывая о похождениях главного героя произведения, он отметил:

«Я шел под арками переплетающихся улочек Старогородского Кольца, мимо бронзового фонтана, изящные барочные решётки которого были сплошь увешаны сосульками, дальше через каменный мост со статуями святых и с фигурой Иоанна Непомука.

Внизу клокотала река, в дикой злобе ударяя в каменные быки.

Мой полусонный взгляд упал на выщербленную песчаниковую фигуру святой Лутгарды, обречённой на невыносимые страдания; хлопья снега густо лежали на веках кающейся мученицы и на цепях, сковавших простёртые в молитве руки.

Арки ворот втягивали и выталкивали меня. Передо мной медленно проплывали дворцы, с их резными торжественными порталами, внутри которых львиные головы на бронзовых кольцах раскрывали свои пасти».

Позволим себе и далее обратиться к литературе, чтобы хотя бы в воображении представить то, как чешская столица выглядела в прошлом, в канун наступающего ХХ столетия, когда в архитектурном облике города стали происходить разительные изменения и его жизнь наполнилась бурной динамикой.

«Вечер» (иллюстрация с картины чешского художника Я. Шиканедера)

Пауль Леппин в своём произведении «Один год из жизни Северина» воспевает Прагу в сумерках, когда дома и улицы медленно погружаются в ореол таинственности. Говоря о внутренних ощущениях Зденки – подруги Северина, писатель замечает:

«Она научилась любить Влтаву в сумерках, когда отражение фонарей с набережной мерцает в зыби вод… Понемногу Зденка поняла тихий говор города, к которому Северин оказался привычнее, чем она, чешская девушка. Ей открылось, что среди потемневших от времени стен, меж башен и дворцов, в этой небывалой холодности, в Северине живет затаённая фантазия, заставляющая вновь и вновь выходить на улицу с чувством, что сегодня его обязательно встретит Судьба».

Пауль Леппин, невольно входя в образ своего героя, вкладывает в его мысли частицы собственных живых воспоминаний. Он пишет:

Читать дальше