Сергей Плохий - Чернобыль: История ядерной катастрофы

Казалось, ни у Борца, ни у других инженеров-атомщиков не было причин вспоминать инцидент на Ленинградской АЭС при подготовке к тестированию и остановке реактора четвертого энергоблока. Борец просто выполнил поставленную задачу: опросил различных специалистов о планируемых испытаниях, составил график и передал его лаборатории научно-исследовательского отдела, ответственной за остановку. Борец предложил начать остановку реактора 24 апреля в десять вечера. Таким образом, к часу дня 25 апреля персонал мог бы выполнить программу испытаний и затем заглушить реактор.

Из лаборатории ответили, что закончить надо к десяти утра, иначе мощность реактора упадет ниже допустимого уровня. Все согласились. Николай Фомин, главный инженер, утвердил график испытаний. Позднее он говорил, что вначале остановку реактора запланировали на 23 апреля, но потом решили перенести ее на выходные. Документ так и не дали завизировать представителям союзного Министерства энергетики и электрификации и завода, выпустившего реактор. Это предписывала инструкция, но ее мало кто соблюдал. Предполагалось, что к последним выходным апреля реактор четвертого энергоблока будет благополучно остановлен [91] Борец В. Указ. соч. .

Подготовка к остановке реактора началась не 24-го, как предложил Борец, а 25 апреля, еще затемно – когда на четвертом энергоблоке приступила к работе новая смена операторов. Около пяти утра тепловую мощность реактора снизили наполовину и зафиксировали на уровне 1600 мегаватт [92] Карпан Н. Указ. соч. С. 326, 440. .

В восемь утра, по окончании ночной смены, остановку реактора продолжила дневная – под началом Игоря Казачкова. В свои тридцать с небольшим лет Казачков был одним из самых опытных руководителей среднего звена на Чернобыльской АЭС. В 1974 году, окончив Одесский политехнический институт, сразу же уехал в Припять и дорос на станции до начальника смены. В декабре 1985 года областная газета даже посвятила ему заметку с фотографией: герой дня стоит у экрана одной из ЭВМ станции в белом халате, белом колпаке, в очках и с бородкой и выглядит весьма умудренным для своих лет. В заметке его хвалили за «четкую организацию и трудовую дисциплину» [93] Правофланговий п’ятирічки // Київська правда. 1985. 29 грудня. .

Смена Казачкова приняла ответственность за реактор, в активную зону которого были введены почти все регулирующие стержни – для торможения ядерной реакции. Около пятнадцати стержней еще пребывали в верхнем положении – таким образом, у Казачкова оставалось пространство для маневра, хотя в такой ситуации инструкции завода-изготовителя предписывали заглушить реактор. Однако и ночная смена, и дневная инструкцией пренебрегли – следуя графику, утвержденному вышестоящим начальством. Они не успели еще провести тест выбега ротора турбогенератора, как и многие другие испытания и замеры. Что еще важнее, сотрудники энергоблока имели право заглушить реактор и отключить его от энергосистемы только при серьезной аварии. В противном случае директору станции требовалось разрешение диспетчера из Киева.

Позднее Казачков так объяснял свои действия: «Почему ни я, ни мои коллеги не заглушили реактор, когда уменьшилось количество защитных стержней? Да потому, что никто из нас не представлял, что это чревато ядерной аварией. Мы знали, что делать этого нельзя, но не думали… А если я аппарат заглушу – мне холку здорово намылят. Ведь мы план гоним…»

На вопрос о том, что случилось бы, заглуши он реактор согласно инструкции, Казачков ответил: «Я думаю, с работы выгнали бы. Определенно бы выгнали. Не за это, конечно. Но придрались бы к чему-нибудь. Именно этот параметр – количество стержней – у нас не считался серьезным» [94] И. Казачков // Щербак Ю. Чернобыль: документальное повествование. М., 1991. С. 366. .

Итак, не забивая себе голову тем, как мало регулирующих стержней осталось вне ядра реактора, Казачков выполнял график испытаний. Для проведения теста выбега ротора турбогенератора он отключил систему аварийного охлаждения. Процесс остановки реактора должен был длиться всего несколько часов, и вероятность того, что прочие системы охлаждения откажут, представлялась Казачкову такой же, как вероятность падения самолета кому-нибудь прямо на голову. Отключение аварийной системы было делом непростым и отнимало много времени – операторам приходилось вручную перекрывать задвижки на громадных трубах. Над каждой задвижкой трудилась группа из двух-трех человек, и даже так на нее уходило сорок пять минут. К двум часам дня эту задачу выполнили. Внезапно последовал звонок от директора – приказ удерживать тепловую мощность реактора на том же уровне в 1600 мегаватт. Испытание, для которого требовалась мощность в 700 мегаватт, и заглушение реактора откладывались.

Руководство АЭС заставило подчиненных отступить от графика после звонка из Киева – от диспетчера управления Южными энергосистемами, ответственного за распределение произведенного на станции электричества. Это был единственный клиент Чернобыльской атомной станции. Игнорировать распоряжения диспетчера можно было бы разве что в случае аварии. Как выяснилось, на Южно-Украинской атомной станции (в Николаевской области) один из энергоблоков неожиданно отключился. Диспетчер требовал от Чернобыльской удерживать текущий уровень выработки тока до вечера, когда потребление упадет, и только затем остановить реактор. Сотрудников четвертого энергоблока не порадовал такой приказ, отданный за пятнадцать минут до начала следующего этапа остановки, при отключенной системе аварийного охлаждения. Но им ничего не оставалось, как выполнять. Электричества, производимого лишь одним энергоблоком ЧАЭС, хватало для снабжения всего Киева, поэтому отключить энергоблок от системы по своей воле было нельзя. Сотрудники станции уже не раз жаловались на подобные коллизии, но это ничего не дало [95] Там же. С. 34–35. .

В феврале 1986 года недовольство коллектива Чернобыльской атомной станции действиями руководителей энергосистемы отразилось в докладе, отправленном в республиканское КГБ, а затем и в Москву. Только в 1985 году по команде диспетчеров чернобыльцам 26 раз пришлось изменять мощность реактора. За первые три недели января следующего года имели место еще девять подобных случаев. Само собой, это мешало выполнению плана. Специалисты утверждали, что РБМК сконструирован для работы в стабильном режиме, а регулярное понижение мощности в конечном итоге приведет к аварии. По той же причине возрастало и загрязнение окружающей среды. Ответ из Москвы показывал, что КГБ не может повлиять на устоявшуюся практику, – союзные ведомства просто принимали подобные сигналы к сведению [96] Спеціальне повідомлення 6-го відділу УКДБ УРСР по м. Києву та Київській області до 3-го відділу 6-го управління КДБ УРСР про можливі негативні наслідки знижень потужності енергоблоків Чорнобильської АЕС, 4 лютого 1986 р. // З архівів. С. 62–63. .