Владлен Анжело - Жизнь Горькая… Жестокая…

После этого моё персональное дело было передано в факультетское бюро. Там мнения разделились. Я, кстати, был приглашён на это бюро. Я откровенно обо всём рассказал, ничего не утаивая. Однако, к величайшему сожалению, мне… не поверили! Я внимательно смотрел на лица комсомольских фанатиков, втайне надеясь на то, что кто-либо из них спросит меня: «Кто может подтвердить, что ты действительно был болен и лежал в постели с высокой температурой?»

Однако никто меня об этом не спросил… После рассмотрения моего персонального дела состоялось голосование. «Радикалы» сумели убедить «колеблющихся» в необходимости изгнать меня из славных рядов ВЛКСМ.

Моё дело перекочевало в высшую инстанцию – институтский комитет ВЛКСМ, который обладал правами райкома комсомола. «Комитетчики» единогласно одобрили решения курсового и факультетского бюро. Однако для того чтобы принять окончательное решение о моём исключении из комсомола, требовалось этот вопрос согласовать с деканом нашего факультета, профессором, доктором технических наук И. И. Соловьёвым. Дело в том, что студент, исключённый из рядов ВЛКСМ, подлежал автоматическому отчислению из института.

И вот здесь у «комитетчиков» ничего не получилось: Иван Иванович наотрез отказался отчислять меня! (В скобках хочу напомнить: весной 1949 года на имя директора нашей школы Руденко было направлено из деканата письмо, в котором мне была дана блестящая характеристика отлично успевающего студента.)

«Можете делать с ним всё, что хотите, но отчислять его я не буду!» – решительно заявил наш декан секретарю институтского комитета ВЛКСМ. В создавшейся ситуации комитет ВЛКСМ МЭИ принял решение: влепить мне строгий выговор с занесением в личное дело…

С той поры (на протяжении свыше… двух с половиной лет!) моя фамилия, оказавшаяся в числе самых отпетых хулиганов и дебоширов, перекочёвывала из одного доклада в другой…

Каждый раз, когда на институтских собраниях и конференциях называлась моя фамилия, я готов был провалиться сквозь землю… Именно тогда я поклялся: никогда, ни за что не вступать в коммунистическую партию. И ныне, спустя десятилетия, я испытываю тайную гордость от того, что не польстился на партийные корочки…

В самом начале третьего курса всем студентам предложили выбрать одну из следующих специализаций нашего факультета:

1. техника высоких напряжений (ТВН);

2. релейная защита и автоматизация энергетических систем (РЗА);

3. гидроэлектростанции (ГЭС);

4. тепловые электростанции (ТЭС).

Я подал заявление с просьбой принять меня на ТВН, по которой для меня были бы открыты большие возможности в области конструирования и исследования сверхвысоковольтной аппаратуры. Однако, к сожалению, мне отказали из-за моего еврейского происхождения… В группу численностью двенадцать человек приняли лишь одного еврея – Витю Порудоминского, круглого отличника, которому, кстати, отказали в переводе на факультет атомной энергетики.

Из оставшихся трёх вариантов я отдал предпочтение ГЭС. Специализация по РЗА меня отталкивала из-за неимоверной сложности вторичных электрических цепей. Когда я смотрел на чертежах хитросплетения сложнейших схем, мне стало не по себе… Где-то на подсознательном уровне я убедился в том, что я не технарь…

* * *

По окончании третьего курса я в составе группы студентов выехал на свою первую производственную практику – Свирскую ГЭС под Ленинградом.

Из Ленинграда мы доехали поездом до посёлка Лодейное поле, а оттуда на пароходе – на саму ГЭС. Разместили нас в здании школы, выписали пропуска, и вот мы на ГЭС. Всех студентов разделили на три группы, закрепив каждую за ДИСом – дежурным инженером станции.

Вначале мы совершили экскурсию по гидротехническим сооружениям, побывали в турбинном цехе, и вот, наконец, мы попали в святая святых ГЭС: главный щит управления! На 20 пульт-панелях (по числу гидроагрегатов) подрагивали стрелки электроизмерительных приборов. Красные лампочки сигнализировали о включённом положении высоковольтной аппаратуры. За пульт-панелями располагались большие металлические щиты с бесчисленным множеством сверхчувствительных устройств релейной защиты и автоматики.

Как-то пришлось мне с ребятами выйти в ночную смену. Я вышел на смотровую площадку, обращённую к водохранилищу. В небе светила луна, и лунная дорожка прочертила след по водной глади. А на глубине 25 метров мощные потоки воды, врываясь в спиральные камеры, обрушивались на лопасти гидравлических турбин, заставляя их вращаться с бешеной скоростью. Турбины вращали роторы генераторов, создающих сильное магнитное поле, пересекающее обмотки статоров, на выводах которого индуцируется смертоносное напряжение в 6000 вольт, которое посредством трансформаторов повышается до 220 тысяч вольт. Электроэнергия уходит по проводам высоковольтных линий электропередач, обеспечивая миллионам людей свет и тепло, необходимые для нормальной жизни.

* * *

Разумеется, за минувшие полвека техника шагнула вперёд. Появились телевидение и магнитофоны, персональные компьютеры и телекоммуникации. Но все они мертвы без эликсира жизни, каковой является электрическая энергия!

Для меня, делавшего в детстве уроки при свете керосиновой лампы, а в эвакуации – при свете коптилки, стать специалистом в деле получения чудесного «эликсира жизни» было в высшей степени почётно.

Немаловажную роль сыграло другое обстоятельство. Уроженец маленького провинциального города, находящегося на берегу Десны, я очень любил Новгород-Северский, уютный зелёный городок, утопающий в вишнёвых и яблоневых садах. Мне нравился старинный тенистый парк, зелёные склоны холмов, подступающих к реке, песчаный пляж на берегу Десны, окаймляющей город, имеющий тысячелетнюю историю.

ГЭС – это удивительное сочетание новейших достижений электроэнергетики и природы: река, острова, лес. Уютный посёлок энергетиков Свирской ГЭС, благоустроенные дома, палисадники и фруктовые деревья – всё это напоминало мне город моего детства и юности…

Вот так в моей душе сформировалась голубая мечта – жить и работать на ГЭС!

В свободное от производственной практики время мы с моим приятелем Артёмом Бондаренко брали лодку у одного из ДИСов и уплывали вверх по реке. Причалив к берегу, мы плавали, загорали, одним словом – наслаждались жизнью! Однако эти маленькие радости были омрачены новой большой бедой…

С дядей Ароном я прожил многие годы. Если тётя Циля действительно заменила мне мою покойную маму, то дядя Арон если и не проявлял ко мне каких-либо отцовских чувств, то по крайней мере относился терпимо к моим капризам.