Владлен Анжело - Жизнь Горькая… Жестокая…

* * *

В то время лето было в самом разгаре. Купить билет на поезд из Москвы удалось лишь спустя неделю. Мне пришлось эту неделю торчать в Москве и жить у родственников. Чтобы не обременять их, я с утра пораньше уходил на целый день из квартиры, слонялся по паркам, скверам, думая свою горькую думу…

23 августа 1951 года я прибыл в Новгород-Северский. По случайному совпадению в этот день состоялся суд над дядей Ароном… Его осудили на… пять лет (!) тюремного заключения… Мы с тётей Цилей оказались в тяжелейшем шоке… Мне было стыдно выйти на улицу… Спустя неделю, 30 августа, я уехал в Москву…

Завершая это печальное повествование, хочу дополнить его следующим фактом. Вскоре после начала занятий я получил от дяди Арона письмо, в котором он просил меня присылать ему сахар и сливочное масло в стеклянных банках, чтобы ублажать тюремного врача, который мог дать ему освобождение от тяжёлых физических работ…

В ту послевоенную пору посылки с продуктами из Москвы и Московской области не принимались. Мне приходилось по воскресеньям вставать рано утром и выезжать в Тульскую область, чтобы отправить эти посылки… Возвращался я под вечер, скрывая от своих ребят по комнате, куда и с какой целью я отправляю эти посылки…

* * *

Моего отца также не миновала чаша страданий… Правда, это было совсем по другому поводу… Вот как это случилось. Новый заведующий базой Добкин и завмаг Агроновский решили (в целях выполнения товарооборота), нагрузив автомашину товарами (посуда, кухонная утварь и другое), съездить в близлежащий промышленный город Шостка Сумской области и реализовать на рынке привезённую продукцию. Торговля шла бойко. Однако «коммерсанты» завысили цены по сравнению с теми ценами, которые были указаны в накладной.

«Ищейки» ОБХСС Шосткинского ОВД засекли факт спекуляции… «Варяги» из Новгорода-Северского были схвачены. О случившемся тут же было поставлено в известность областное УВД (в городе Сумы). Дело приобрело широкий размах… В конечном итоге не только арестованные работники Новгород-Северского горторга, но и мой отец, возглавлявший это учреждение, сели на скамью подсудимых… Добкин и Аграновский загремели на тюремные нары, а отец (за проявление халатности) был отстранён от занимаемой должности… Ему присудили отдавать 20% будущей зарплаты (в течение года) в пользу государства… По партийной линии он схлопотал «строгача с занесением…»

Многие годы безупречного труда на ниве советской торговли были перечёркнуты этим нелепым случаем…

* * *

Хочу заметить: отец хорошо знал нравы советской власти. Он был убеждён: с советской властью нельзя шутить. Советскую власть надо любить! И отец любил её.

Высшая городская элита: первый секретарь райкома партии, председатель горисполкома, начальник горотдела милиции, прокурор города и другие «шишки» – систематически получала дары от отца.

Отец хорошо знал нормативы естественной убыли товаров: усушки, утруски и так далее. Эти нормативы позволяют накапливать излишки. Вот за счёт накопления этих излишков в магазинах горторга комплектовались картонные коробки с дорогостоящими товарами: вина, копчёные колбасы, цитрусовые, шоколад, конфеты, консервы, которые по распоряжению отца и от его имени развозились по квартирам вышеупомянутых должностных лиц.

* * *

Желая укрепить свою «дружбу» с властями, отец устраивал по праздникам пышные застолья, где вино лилось рекой… Он напаивал именитых гостей, а затем откалывал лезгинку. «Асса!» – восклицал громко он, веселя гостей… Мне было горько и больно смотреть на отца, как он изгаляется перед властями города… Умом я хорошо понимал: с его трёхклассным образованием это был единственный способ удержаться в директорском кресле. И тем не менее на душе было отвратительно…

Забегая вперёд, хочу добавить: отец с Идой и 18-летней Викторией вынуждены были переехать в эту злосчастную Шостку, где можно было устроиться на работу. На пороге своего 50-летия отец устроился… экспедитором (!) в отдел снабжения завода химических реактивов. Это случилось весной 1952 года.

А в конце августа 1951 года, когда отцу ничто не предвещало беды, лишь жестокая драма дяди Арона отравляла жизнь всех нас, кто был лично с ним связан…

* * *

Перед отъездом в Москву на занятия в МЭИ я зашёл к отцу попрощаться. Когда я пришёл к нему на квартиру, он протянул мне письмо от… дяди Саввы! Мамин брат обращался к отцу с просьбой сообщить ему… о судьбе Владика! Оказывается, дядя Савва через Центральное адресное бюро в Москве узнал координаты отца и написал ему письмо в достаточно корректной форме. Это письмо я воспринял как гром среди ясного неба!

По прибытии в Москву я сразу написал письмо в Батуми и рассказал всё о себе. Благо мой «имидж»: обладатель школьной медали, студент-отличник одного из лучших технических вузов страны – давал мне возможность представить себя в самом лучшем свете. Лишь о жестокой драме дяди Арона я умолчал…

Так завязалась моя переписка с родственниками моей покойной мамы. Ответили мне тётя Мария и её дочь Лидия, которая была моложе меня на один год. Меня пригласили приехать летом 1952 года в Батуми.

* * *

Окончание четвёртого курса ознаменовалось приятным для меня событием: в многотиражной институтской газете «Энергетик» я был упомянут как один из самых примерных студентов нашего электроэнергетического факультета. На своём четвёртом курсе я стал лидером по курсовому проекту «Сети электрических систем». Вот так, спустя два с половиной года, ушло в небытие моё «позорное прошлое» – неявка на демонстрацию 7 ноября 1949 года.

В преддверии второй производственной практики я попросил направить меня на Краснополянскую ГЭС в районе города Сочи, откуда до Батуми рукой подать. Однако число мест для размещения практикантов было невелико, и мне отказали… Правда, взамен предложили практику на Баксанской ГЭС, находящейся на Кавказе, в Кабардино-Балкарии, в сорока километрах от города Нальчик.

* * *

30 мая 1952 года я вместе с группой сокурсников выехал на производственную практику. Поезд Москва – Нальчик стремительно мчался на юг. В окна вагона влетал свежий ветер с зелёных полей. Становилось всё теплее и теплее. По истечении трёх суток мы прибыли к месту назначения – в посёлок энергетиков возле самой ГЭС. Нас разместили в общежитии, в трёхкомнатной квартире.

Практика на Баксанской ГЭС мне запомнилась на всю жизнь… Именно там молодая учительница по имени Мадина преподала мне впечатляющие «уроки», о которых речь пойдёт в следующей главе.

Начало июня 1952 года. Производственная практика ничего интересного не дала. Станция маленькая. После смены на ГЭС мы были предоставлены самим себе. Никому до нас не было дела. Поэтому когда кто-то из ребят объявил о том, что в клубе посёлка энергетиков состоится вечер танцев, я охотно пошёл вместе со своими сокурсниками.