Олег Озеров - Карим Хакимов: летопись жизни

Интересно, что позднее в одной из своих автобиографий Карим достаточно пренебрежительно отзывался о Ковалевском, отметив, что он был «беден научным багажом и порядочным лентяем», хотя ему и удалось создать отделение партии «эсеров среди рабочих Ферганы» [28] РГАСПИ, ф. 17, оп. 100, д. 146728, л. 14–15. .

Знакомство с Ковалевским стало для Хакимова и началом проблем с властями. Дерзкий и не всегда сдержанный по молодости и неопытности человек, он прямо высказывал свои взгляды, рубил, что называется, правду-матку прямо в глаза и полиции, и администрации. Поэтому попал под полицейский надзор и впервые в своей жизни был признан политически неблагонадежным. Заметим, что Третье охранное отделение работало хорошо и своевременно выявляло таких людей. Эта характеристика стоила Кариму работы, и он был вынужден уйти на станцию железной дороги Мельниково, где собирались все уволенные или находившиеся в отпусках шахтеры, а затем вернуться к несколько позабытому им труду домашнего учителя в соседнем кишлаке Караяндаг. Затем, всего через четыре месяца, – первый арест с занесением информации об этом в паспорт и первая высылка в Коканд. Так стихийный бунтарь превращался во внесистемного оппозиционера, как сказали бы сегодня.

Такая рваная, бродяжническая жизнь, когда периоды полной безработицы перемежались временной работой то на шахтах, то в кишлаках у богатых хозяев, мало способствовала его укоренению где бы то ни было. Но его скитания усилили в нем ощущение, которое было чуждо Ахмету-Заки Валиди, что отечества у таких «босяков», как он, действительно нет. Он тогда был, что называется, перекати-поле. Однако последовательным революционером-марксистом Карим Хакимов еще не стал. Не было для этого условий…

В своей автобиографии он сам признавал, что «серьезной политической работы среди шахтеров не было… “Революционная” работа шахтеров больше всего выражалась в терроризировании полицейских и в вызывающих отношениях с администрацией. Литературы не было, царили пьянка и картежная игра» [29] Воспоминания о Кариме Хакимове. С. 53. .

Осенью 1913 года Карима призывают в армию, но далеко от тех мест, где он бродяжничал, он не оказывается. Его посылают рядовым в 7-й Туркестанский полк, расквартированный в городе Скобелеве (ныне Фергана). Там он сходится с некими Ахмедом Сытдиковым и Саввой Моцковским, с ними создает нечто вроде социал-демократического кружка, который, правда, недолго просуществовал из-за отсутствия литературы и внешнего руководства.

Прямо надо сказать, у нас мало кто из историков интересовался настроениями в российских войсках накануне и в самом начале войны. Гораздо большее внимание уделялось тому, что в них происходило после Февральской революции. А они, эти настроения, в 1914 году, судя по всему, были очень разными в частях, сформированных из русских крестьян, которых было подавляющее большинство, и из «иноверцев», то есть из татар, башкир и представителей народов, которые жили в Туркестане или на Кавказе.

Если вспомнить предвоенные и военные настроения первого периода войны с «германцами», то они хорошо отражены в русской поэзии и произведениях русских авторов того периода. В 1913–1915 годах в русской и в целом православной среде преобладали патриотические и в основном шапкозакидательские настроения. Достаточно вспомнить стихотворения А. Блока, прежде всего «Скифы», и Н. Гумилева. Помните задорный призыв – «попробуйте, сразитесь с нами!»? Таков был общий настрой верхов, интеллигенции и в основной своей массе русского народа. Все надеялись на короткую и быструю победу над врагом. Пресса разжигала патриотические, а то и прямо шовинистические настроения.

Об этом ярко написал царский генерал Н.Н. Головин в своем фундаментальном труде «Россия в Первой мировой войне»:

«Первым стимулом, толкавшим все слои населения России на бранный подвиг, являлось сознание, что Германия сама напала на нас… Угроза Германии разбудила в народе социальный инстинкт самосохранения.

Другим стимулом борьбы, оказавшимся понятным нашему простолюдину, явилось то, что эта борьба началась из необходимости защищать право на существование единокровного и единоверного сербского народа… Веками воспитывалось это чувство в русском народе, который за освобождение славян вел длинный ряд войн с турками. Рассказы рядовых участников в различных походах этой вековой борьбы передавались из поколения в поколение и служили одной из любимых тем для собеседования деревенских политиков. Они приучили к чувству своего рода национального рыцарства. Это чувство защитника обиженных славянских народов нашло свое выражение в слове “братушка”, которым наши солдаты окрестили во время освободительных войн болгар и сербов и которое так и перешло в народ» [30] Головин Н.Н . Военные усилия России в мировой войне. Париж, 1939 (переиздано: Россия в Первой мировой войне. М.: Вече, 2014). .

Антимилитаристские взгляды в 1914–1915 годах были уделом маргиналов, прежде всего социал-демократов, и особенно большевиков, которые уже вскоре после начала военных действий выдвинули стоивший им тонн критики лозунг «поражения своего правительства в войне». Однако фактом остается то, что для большинства «иноверцев», в том числе мусульман, такие настроения были, скорее, преобладающими, что, как можно предположить, впоследствии отчасти обеспечило смычку части мусульманских низов с коммунистами.

Причин для этого было немало. В первую очередь, большую роль играла географическая удаленность европейского театра боевых действий от Волги, Урала и Центральной Азии. Для азиатских и кавказских народов, а также жителей Татарии и Башкирии европейские проблемы были очень далеки, а для узбеков, таджиков, казахов, туркмен – и подавно. О какой солидарности мусульман с православными сербами можно говорить?

Кроме того, неславянские народы, относительно недавно вошедшие в Российскую империю, не имели опыта войн с Западом. У них не было счетов ни с Францией, ни с Германией, ни с другими европейскими державами, образно говоря, не было исторических счетов с Наполеоном, а стихотворение М.Ю. Лермонтова «Бородино» ничего им не говорило. Это в значительной степени объясняло их индифферентность к конфликту в Европе.

Это царская власть понимала и до 1916 года «инородцев» из Туркестана, да и с Кавказа («Дикая дивизия» – исключение) на военную службу либо не призывала, либо призывала очень ограниченно, для службы в местных гарнизонах. Но и это вызывало огромные проблемы, а после начала призыва мусульман из Средней Азии в царскую армию там прокатилась волна антирусских восстаний, где на жестокость восставших власть ответила не менее жестко. Однако мусульмане из исторической части России на военную службу призывались с самого начала войны.