Ник Эдвардс - До слез. Истории из отделения неотложной помощи

Вчера вечером, когда я сидел за столом и заполнял истории болезни, ко мне подошел пьяный и агрессивно настроенный мужчина и начал жаловаться, что я задерживаю оказание ему медицинской помощи, потому что отрицательно отношусь к гражданам Молдовы. (Может быть, мне нужно записаться на курсы ликвидации культурной безграмотности, потому что я был не в курсе, что он из Молдовы, да и вообще, если на то пошло, где эта страна находится.) Единственное, что я знал, – этому человеку медицинская помощь нужна явно не больше, чем тому парню, которого ударили по голове бутылкой: у него было сильное кровотечение и потребовалось наложить 15 швов.

Пациент очень рассердился. Увидев, что он идет ко мне с угрожающим видом, я начал сыпать извинениями (обливаясь при этом холодным потом). Опыт научил меня, что это часто позволяет остановить агрессивно настроенного человека, потому что обычно он ожидает, что ему будут оказывать сопротивление. Попытка не пытка, подумал я…

– Мне очень жаль, сэр, но мы сегодня очень загружены. Боюсь, что нам приходится принимать пациентов не в порядке очередности, а в порядке срочности.

Он продолжал выкрикивать угрозы и требования. Ждать он не был настроен. Наконец, стало ясно, что моя тактика не работает. Нужно было твердым тоном попросить его уйти, но я слишком его боялся. К счастью, тут я увидел двух полицейских в приемном покое, которые, почуяв неладное, тоже двинулись в мою сторону. Я с облегчением выдохнул и внезапно ощутил прилив храбрости.

– Мне очень жаль, – сказал я и, немного погодя, добавил, – жаль, что мне пришлось выслушивать ваши оскорбления, я всю ночь работал не покладая рук и ничем не заслужил такого отношения и поведения с вашей стороны.

Я почувствовал, что закипаю.

– Если вы еще раз позволите себе с кем-либо разговаривать в таком тоне, вас вообще не будут лечить. А теперь сядьте и молча ждите своей очереди. Если вас это не устраивает, уходите, – при этих словах я указал ему на дверь.

Я чувствовал себя храбрым воином, только что защитившим свое племя врачей и медсестер неотложки, однако хорошо понимал, что я воин, который отваживается дать отпор только в присутствии полицейского. На самом деле я перепуганный хлюпик, который вежлив с грубыми и опасными пациентами только потому, что боится нарушить кодекс этики Генерального медицинского совета, предписывающий непредвзятое отношение к больным… а еще потому, что не хочет, чтобы ему проломили голову.

Однажды, когда такой же пациент не переставал жаловаться и начал уже переходить на оскорбления, мой коллега подвел его к двери палаты реанимации и показал, чем занимаются врачи и почему ему приходится так долго ждать. Недовольный больной заявил, что это не его проблема, а позже еще и написал жалобу на то, что ему пришлось перенести психологическую травму. К сожалению, мой коллега с тех пор не отваживается больше на такие поступки и теперь просто извиняется, стиснув зубы.

Справляться с агрессией в больнице очень сложно. Что делать, если перед тобой пациент в тяжелом состоянии, нуждающийся в помощи, но при этом угрожающий тебе? Гораздо проще, если он на кого-нибудь нападет, потому что тогда можно вызвать полицию. А вот с угрозами и хамским поведением справиться сложнее. Лично я думаю, что пора не только расширять права пациентов, но и предоставлять дополнительные права и защиту сотрудникам Национальной системы здравоохранения – им это действительно нужно. К сожалению, мы стали слишком политкорректными. Для современной медицины пациенты – это клиенты, и нас заставляют думать, что «клиент всегда прав», хотя иногда все совсем не так.

Скорая остановилась, и из нее вышел фельдшер: «Ник, его нужно в реанимацию. У него пульс 30». Это звучало вполне логично, и я пошел в реанимацию, чтобы осмотреть больного.

Пациенту было 80 лет, он жил один, близких родственников не было. У него диагностировали старческое слабоумие, четыре раза в день к нему приходила сиделка. Она-то и обратилась к дежурному врачу общей практики, объяснив, что у пациента засорился катетер он не мог помочиться и кроме того, у него начал болеть живот. Специалист посоветовал обратиться в неотложку, потому что дежурная служба перегружена. Гораздо проще было бы, если бы дежурный врач общей практики приехал к пациенту и разобрался с катетером, но ничего не поделаешь.

Я осмотрел старика: главная проблема у него была не в катетере, а в том, что пульс упал до 30 (при том что нормальные показатели – 60 уд. в мин.). ЭКГ выявило у него полную блокаду сердца – нарушение, при котором сердце бьется очень медленно. Давление у него было в пределах нормы, так что ничего экстренного или угрожающего жизни не было, однако блокада сердца может быть довольно серьезным состоянием, особенно если оно диагностировано у пациента впервые.

Я спросил об этом мужчину, но он, кажется, не совсем понимал, о чем я говорю. Сиделка тоже ничего об этом не знала. Я позвонил в дежурную службу, но там мне сказали, что у них нет доступа к картам обычных врачей общей практики в нерабочее время. Сиделка была не в курсе, есть ли у пациента проблемы с сердцем, а из родственников спросить было не у кого. Я попросил сотрудников нашей регистратуры срочно достать записи о его прошлых обращениях к врачу, потому что такая информация была необходима для принятий решения – можно ли отпустить больного домой или его придется срочно перевести в кардиологическое отделение.

Сотрудница регистратуры сказала, что не может достать записи из его карточки, потому что они у секретаря, где их должны «внести в систему», и брать их никому нельзя. Я решил двигаться вверх по «пищевой цепочке» и позвонил так называемому руководителю подразделения, самому старшему должностному лицу из присутствующих в больнице в вечернее время.

– Мне срочно нужна карточка, – умолял я.

– К сожалению, это невозможно, – ответили мне.

– Речь идет об угрозе жизни. Пожалуйста, можно получить карточку?

– Компьютер не разрешает (конечно, она не прямо так сказала, но смысл был примерно такой).

Мне нужно было придерживаться принципов безопасной медицинской практики, поэтому я направил больного в отделение кардиореанимации. Я объяснил реаниматологам, что подозреваю хронический характер проблемы, но не готов взять на себя риск. Они согласились со мной, и пациента перевели в специализированное отделение.

Утром, пока кардиологи решали, что делать дальше, мы дозвонились до врача общей практики и получили данные из медицинской карты. Вскоре обнаружилось, что это заболевание у пациента уже 5 лет. Его направляли на получение кардиостимулятора, но он отказался, потому что болезнь его не беспокоила. Врач также пояснил, что, когда пациент еще был «в себе», он все время говорил, что не хочет вживления кардиостимулятора. Все сказанное привело нас к решению выписать его домой.