Татьяна Фадеева - Превратности судьбы

На следующий день всем учителям выдали кирки и лопаты, их мобилизовали на рытье окопов и противотанковых рвов. У мамы в Подужемье жила подруга тоже учительница Рауха Каалске, молодая еще женщина. У нее не было семьи, и она часто приходила к нам в гости.

Получилось так, что, Рауха и мама работали близко друг от друга на рытье окопов, и мама, неудачно размахнувшись, нечаянно ударила ее киркой по голове.

Пришли они к нам домой. Я видела, как мама сидит и плачет, а бабушка обрабатывает рану и перебинтовывает Раухе голову. В больницу ей нельзя было идти, потому, что маму сразу бы арестовали. Рауха потом долго ходила с повязкой на голове. Хорошо, что рана была неглубокая и постепенно зажила.

В школе вместе с мамой работал молодой учитель Василий Петрович из Калевалы. Ему пришла повестка, призывали в Красную армию. Родных у него не было, он вырос в детском доме. Некому было проводить его в армию. Все учителя собрались у нас, потому, что у нас был самый просторный дом. Проводы ему устроили. Принесли угощения, кто что смог. Выпивать в их среде было не принято. Отправился он на фронт. Очень скоро на адрес школы пришло извещение, что Василий Петрович погиб. Совсем еще молоденький паренек был.

Эвакуация

Поздней осенью, когда уже стоял мороз, мама вернувшись с работы сказала: «Эвакуируют нас. Надо собираться, можно взять с собой не более сорока килограммов багажа».

Узнав об эвакуации, к нам прибежала Рауха Каалске, она попросила маму: «Кертту, отдай мне Раю, тебе не справиться с двумя детьми. Если будем живы, я верну ее тебе после войны».

Мама без колебаний ответила: «Я уже потеряла одного ребенка. Рая останется со мной».

Сходили мы с мамой в магазин, хотели что-нибудь из продуктов в дорогу купить, но там были только хлеб, соль и перец. Пока мы собирались, выпал легкий снежок. Подошла грузовая машина, с полным кузовом людей и остановилась у дома. Ждали нас. Я подошла к машине, одной рукой прижимаю к себе кота, в другой – санки держу. Стою реву.

Мама вышла на улицу вместе со мной, но вдруг что-то вспомнив, вернулась. В окно я увидела, что в доме она взяла острый финский нож, его еще дед сделал, и срезала всю кожу с дивана, скрутила в рулоны и запихала в рукава. Кожа была очень хорошей выделки, тонкая и прочная, как лайка. Мама вышла из дома и направилась к машине.

Водитель выскочил из кабины, взял у меня кота и выкинул его, забрал санки и говорит: «Я потом тебе привезу и кота, и санки, туда, где вы будете жить. А сейчас залезай в машину. Все равно в поезд кота не возьмут».

Мы с трудом втиснулись в кузов машины. Людей туда набилось как селедок в бочку. Поехали!

Приехали на вокзал в Кемь. Выходим из машины, а бабушка идти не может, у нее от тесноты и волнений ноги онемели. Пришлось ее на руках нести до вагона и в вагон заносить тоже на руках, хорошо, что люди добрые помогли.

В товарном вагоне были сделаны двухэтажные дощатые нары, а посередине топилась печка-буржуйка. В вагон могло поместиться человек, наверное, сорок-пятьдесят. Нас всех погрузили в этот вагон и повезли в Архангельскую область.

Ехали мы уже недели две, очень медленно, на каждой станции останавливались, пропуская воинские эшелоны, идущие на фронт. Иногда стояли целые сутки.

На одной из остановок мама и наша знакомая тетя Хельми Лехтонен, она ехала в этом же вагоне со своим сыном Вилье, вышли набрать воды в жестяной чайник. Очередь за водой стояла огромная. Поезд тронулся, начал набирать скорость, и мама с тетей Хельми не успели в него запрыгнуть.

Они остались растерянно стоять на перроне, а мы с бабушкой и Ирой поехали в поезде дальше. Как же мы с Ирой и Вилье горько плакали! В вагоне все пассажиры были расстроены, потому что за время долгого пути все уже познакомились и привыкли друг к другу. Когда поезд остановился на следующей станции, взрослые спросили у дежурного по железной дороге, что нам делать в этих обстоятельствах.

Он нас успокоил: «Не переживайте, здесь поезд будет стоять долго, и они вас догонят».

И на самом деле к вечеру мы дождались маму и тетю Хельми. Сколько же было у нас радости!

Как-то под вечер поезд остановился и объявили: «Конечная станция!».

Значит, приехали. Это то место, куда нас должны были эвакуировать в Архангельской области.

Выходим на перрон полный народу. Толпа огромная. Снега там выпало уже довольно много. Вдруг смотрим, идет лошадь, запряженная в сани, и одна женщина сидит, правит лошадью, а вторая стоит в санях у нее за спиной, держится за ее плечи руками и высматривает что-то в толпе. Увидев нас, остановили лошадь, соскочили на землю и начали бесцеремонно расталкивать людей во все стороны, пробираясь к нам через толпу.

А мы стоим в самой гуще народа с тетей Хельми, ее сыном и ее швейной ножной машиной. Еще когда нас увозили из Подужемья, тетя Хельми взяла вместо багажа швейную машину. Водитель грузовика не хотел ее брать, но она сказала, что без швейной машины никуда не поедет, потому, что это ее кормилица.

Останавливаются эти незнакомые женщины рядом с нами, хватают с двух сторон швейную машину и тащат к саням.

На ходу кричат: «Чья машина?».

Тетя Хельми растерянно отвечает: «Моя».

А они ей: «За нами быстро!».

Тетя Хельми схватила сына в охапку и бегом за ними. Женщины погрузили в сани швейную машину, тетю Хельми с Вилье и уехали.

Мы остались на перроне. Уже темно стало, холодно, мы замерзли все. Машины за нами не пришли, которые должны были нас развезти по местам жительства. Привели нас в церковь ночевать. Это собственно и не церковь уже была, а церковное здание, занятое под какой-то склад. Посередине печка-буржуйка стоит, топится, а вокруг ящики, коробки, дрова, доски. Неуютно, но некуда деваться, все равно под крышей теплее, чем на улице.

У печки сидит на ящике пожилой мужчина голый по пояс. Дверца печки открыта, и мужчина держит снятую рубашку у самого огня. Мы с Ирой подошли поближе. Слышим какие-то звуки странные раздаются: «тык, тык, тык…». Присмотрелись, а на ржавый железный лист, лежавший на полу перед печкой, с его рубашки вши падают, да такие крупные. Это его видимо вши заели. Женщины на него ругаются, а он будто не слышит. Молча трясет рубаху. Рубаху вытряс надел, стал штаны снимать. Ну, мы тут с Ирой подальше отошли.

Внутри здания было холодно и всем хотелось подойти поближе к печке погреться. Все ругаются на него, а он как будто не слышит, ни на кого не глядя, упорно продолжает вшей из штанов трясти.

Переночевали мы там, утром пришла грузовая машина, повезли нас в леспромхоз. Он недалеко находился.

Леспромхоз

В леспромхозе нас встретил мужчина в ватнике и солдатской шапке-ушанке. У него не было левой руки, и рукав ватника был засунут в карман. Шла война, и вокруг появилось много инвалидов. Он сказал: «Давайте сначала на житье вас определим».