Леонид Бляхер - Поход за волей. Забытая война на Амуре

Еще в 20-х годах XVII века основное население Приамурья признало главенство маньчжурского вана. Собственно, маньчжуры на первом этапе вполне довольствовались формальным признанием верховенства и необременительной данью. Главные же народы Приамурья (дауры и дючеры) продолжали жить своей жизнью. Дауры – монголоязычный народ с существенной «примесью» эвенкийских кровей – в отличие от большей части народов монгольского мира были не скотоводами, а земледельцами. Природные условия Приамурья и образующих Амур рек Шилки и Аргуни позволяли на недавно расчищенных «залежных» землях получать достаточно высокие урожаи.

Совсем оседлыми их назвать трудно. На одном месте пахать можно было только несколько лет, а потом приходилось расчищать новую пашню. Да и скотина лишь частично содержалась в загонах, а частью оставалась на отгонных пастбищах. Жили они в деревянных городах, окруженных земляными валами и частоколом с оборудованными местами для лучников. В таких городах проживало по 300—400 человек (70—80 домов). За стенами ставили деревянные избы, строили загоны для скота, ямы для зерна и иных припасов. Окна заклеивали промасленной бумагой, на зиму закрывали ставнями. Кроме земледелия и огородничества занимались скотоводством, плавили металлы, изготавливали ткани. На пушного зверя охотились, в основном, для выплаты дани маньчжурам и на обмен. За пушнину из «Богдойской земли» получали они серебро, чай, ткани и многое другое. Ходили в дорогих шелковых рубахах. Женщины пользовались серебряными украшениями. Все это было невероятным богатством в сравнении с той добычей (меха, «рыбий зуб»), которую давали иные русские данники в Сибири.

Воевали дауры в конном строю. Воины имели пластинчатый (ламинарный) доспех, сходный с куяками якутов. Вооружены они были луками и копьями. Кстати, луки их по дальнобойности вполне могли конкурировать с ружьями, а по скорострельности превосходили их во много раз. Мечи и сабли были у дауров редкостью. Не любили их дауры, как и ближнего боя с пешей схваткой. Сабли (как, кстати, и у русских в Сибири) были не столько оружием, сколько показателем статуса.

Единой политической структуры (государства) у приамурских людей не было. Несколько городищ, между которыми была достаточно тесная связь, составляли племя (хала, «княжество»). Каждое племя, включающее в себя несколько тысяч человек, самостоятельно вело и хозяйство, и политику. Таких племен («княжеств») современные этнографы насчитывают восемнадцать. Из них четырнадцать относились к «старым родам», монгольским. В остальных присутствовал эвенкийский элемент. Несмотря на отсутствие государства, связь между «князьками», племенными владыками (и родственная и сакральная) тоже вполне поддерживалась. Хотя вполне вероятной была ситуация, когда одна хала входила в объединение, противостоящее другой. Впрочем, существовали и межплеменные союзы, охватывающие несколько племен.

Сходным было и хозяйство дючеров, чжурчжэньского народа, не вошедшего в маньчжурское объединение. Дючеры это родство помнили и поддерживали. Значительное число дючеров служило в маньчжурской армии, участвовало в захвате Поднебесной империи. Наличие высоких покровителей делало дючеров, менее многочисленных, чем дауры, сильнейшим народом, господствующим в среднем и нижнем течении Амура, начинавшем распространять свое влияние западнее реки Зеи, естественной границы между даурами и дючерами. Местные тунгусские народности (бирары и некоторые другие) были вытеснены ими от берегов реки в предгорья Хингана, а гольды и гиляки обложены данью.

Возможно, поэтому часть даурских племен в союзе тунгусскими племенами бираров, манегров и солонов попыталась сбросить власть маньчжуров. Под предводительством вождя солонов Бомбогора восставшие укрепились в главном городе дауров Яксе, близ которого позже возник русский Албазинский острог, и более года отбивали натиск маньчжуров, пока не подошел крупный отряд из Нингуты.

Сильный экспедиционный корпус, опираясь на союзных дючеров и оставшиеся верными даурские племена, жестко наказал непокорных, обложив их более высокой данью. Вождь восставших, Бомбогор, был доставлен в столицу и там казнен. Сменился и состав вождей даурских племен: на место лидеров, поддержавших восстание, взошли их родственники, максимально лояльные южному соседу.

Победа далась без особого труда, ведь военное, численное и техническое могущество маньчжуров было на несколько порядков выше. А среди восставших с самого начала не было единства. Так, в самый напряженный момент восстания, племена, подчинявшиеся князьям Гуйгудару и Гантимуру, заявили о своей лояльности маньчжурам и откочевали в сторону. В результате двухтысячному корпусу карательной экспедиции противостояло менее одной тысячи бойцов из армии восставших. И опять на Севере наступила тишина, столь любезная Небесному порядку. Но тут так не ко времени появились лоча – русские. Непонятные люди, владеющие огненным боем, неистовые в схватке, но не ведающие ни о могуществе империи, ни о Небесном порядке.

Даурский воин

Как любое долгое военное противостояние, эта война распадается на несколько связанных между собой столкновений. За боем у Ачанского острога следует длительное противоборство русских отрядов под общим командованием Онуфрия Степанова Кузнеца и маньчжуров с союзными им племенами. Отряды Степанова в союзе с местной «антиманьчжурской коалицией» смогли разбить в междуречье Биры и Биджана ополчение дючеров. Правда, пробиться вверх по реке Сунгари за беглыми дючерами и даурами, которых маньчжуры решают переселить «внутрь» империи, Степанову не удается. Маньчжурский заслон отбрасывает его казаков на Амур. Но ответный натиск маньчжурского экспедиционного корпуса у Кумарского острога (возле современного города Хумар, КНР) русские отбивают. Этот эпизод – одно из немногих событий в Приамурье, сохранившихся в народной памяти: песня о сражении у Кумарского острога (« Во сибирской во украйне, во даурской стороне… ») встречалась еще в XIX столетии.

Однако, в конце концов, в 1658 году Степанов совершает ошибку – разделяет «хабарово войско» и попадает в засаду, в которой гибнет с большей частью своих бойцов. Остатки русского отряда во главе с племянником Хабарова Артемием Петриловским и сотником Петром Бекетовым покидают Амур.

Вытеснив русских служилых людей, маньчжуры возвращаются в Нингутскую крепость, оставляя эти земли собственной судьбе. В отличие от них, русские от «даурския землицы» отказываться не спешили – для русских переселенцев эта земля была невероятно привлекательной (много больше, чем даже для далекого московского правительства), а для империи Цин она значила совсем немного – хватало маньчжурам других забот.