Леонид Бляхер - Поход за волей. Забытая война на Амуре

Эпоха Канси, несмотря на наименование ( процветающее и лучезарное ), была хотя и ярким, но непростым временем в истории династии Цин. Завоевание Китая (собственно, где-то треть его современной территории) еще только завершалось. Юг страны продолжали удерживать полководцы свергнутой династии Мин. Напряженная борьба внутри верхушки маньчжурского общества (известная в истории Китая как «война регентов», в результате которой и пришел к власти молодой император), длилась более десяти лет. Пришельцы (новые власти) только начинали осознавать себя хозяевами Китая.

Вместе с тем назревало столкновение с кошмаром предшествующей династии (империи Мин) – огромной и агрессивной центральноазиатской державой, Джунгарским ханством ойратов. Возникнув на рубеже XVI и XVII веков, к рассматриваемому периоду оно простиралось от Бухары и Казахской Степи до Байкала и Тибета. Данники ойратов, енисейские киргизы, телеуты и другие народы жили на Иртыше и Ишиме, по Енисею и в южном Прибайкалье в Минусинской котловине.

Империя Цин (маньчжурская) и Джунгарское ханство в XVII веке

Один из самых могущественных джунгарских правителей Галдан-Бошогту-хан претендовал на власть над всеми « народами, натягивающими лук » от Волги до Монголии. Монгольские ханы, особенно подданные Алтын-хана из Халх-Монголии, без особой радости отнеслись к новому Чингиз-хану, но потерпели поражение от ойратов. Тогда они обратились за помощью к маньчжурам, признав их власть.

В числе обратившихся были и дауры, тесно связанные с монгольским миром. Так возникает первая зона конфликта между двумя сильнейшими державами Азии – Халх-Монголия. Потому и важна была для маньчжуров покорность Приамурья, что совсем рядом с ним находилась возможная зона надвигающейся войны. Вторая зона конфликта возникла в Тибете, который тоже контролировали ойраты (Хошутское ханство, родственное и союзное Джунгарскому ханству). Но на власть здесь претендовали и владыки маньчжуров. Готовясь к большой войне (малые войны не прекращались с 70-х годов XVII века), которая и разразилась почти сразу после заключения мирного договора с Россией (в 1690 году), маньчжуры стремились обезопасить себя с Севера.

Для русских Приамурье имело вполне земной интерес. Причем, для « государьства » и для русского населения тех мест интерес не совсем совпадающий. Для Московского царства ( Русского государьства ) смысла претендовать на эти земли было два. Первый – традиционный: новый район добычи ценных мехов. Пусть не самый богатый, но обширный. А «мягкая рухлядь» – мех лисиц, белок и, главное, соболей – важнейшее дело в Московском царстве, да и ранее на Руси.

Об истории русской «мягкой рухляди» и ее значении в политической судьбе страны написано немало. В каких-то исследованиях «мягкая рухлядь» рассматривается как вариант «сырьевого проклятия», которое и составляло главное богатство России («нефть и газ» XV – XVII веков). Другие говорят о существенно более скромном значении шкурок пушного зверя в общих доходах казны. Наверное, можно согласиться и с теми, и с другими. Действительно, если обратиться к документам той эпохи, то лидерами вывоза (экспорта) окажутся не меха, а сало, кожи и поташ. Да и если сравнить данные, приводимые первым исследователем финансов Московского царства, английским послом Джайлсом Флетчером, то доходы «Сибири» ненамного превышают доходы Нижнего Новгорода, крупнейшего хозяйственного центра европейской России.

Однако стоит понимать, что структура бюджета Московского царства довольно мало напоминает не только современные бюджеты, но и бюджет Британского королевства того времени. Большая часть сибирских мехов не покупалась, а забиралась в казну (ясак, воеводские поминки, таможенная десятина и т.д.). Потом эти меха обменивались казной на продукцию приезжающих иноземных купцов в Архангельске, Астрахани и некоторых других городах, опять же, минуя денежную форму. Часть этой продукции продавалась, принося доход, но по совершенно иным «статьям» (в том числе на Нижегородских ярмарках), часть – оружие, порох, серебро, драгоценные камни – непосредственно поступала в казну. Некоторые авторы говорят о доходе в 500 000 рублей, что составляло в том далеком столетии от четверти до трети всех доходов царства. Не возьмусь защищать или опровергать эту цифру, но стоит согласиться, что доходы от торговли «мягкой рухлядью» из Сибири были крайне значительны. Но было в «сибирской казне» нечто особенно важное, делающее ее самой значимой или одной из самых значимых частей царских доходов.

Все остальные доходы нужно было собирать с русского населения. Нужны были мытари и стражники, чтобы все это выбивать из трудовой массы. Их содержание тоже было совсем не дешевым. Казалось бы, и что? Так поступали все европейские – да и не только европейские – владыки. Однако последствия такого изъятия на бескрайних просторах Северной Евразии оказывались далеко не такими радужными, как хотелось бы. Европейский крестьянин, ремесленник или купец жил в условиях, когда бежать от власти ему было особенно некуда. Разве только в пиратский Алжир или гостеприимную Турцию, охотно принимающую у себя европейских ренегатов. Но и Турция принимала у себя далеко не всех. Оборотистый купец, лихой воин или умелый ремесленник там благоденствовали, а вот крестьяне или подмастерья, скорее, попадали гребцами на галеры или рабочими на рудники, что не особенно радовало. В силу этого обстоятельства с изъятием, сопровождающимся подавляющей силой, приходилось соглашаться. Или воевать, отстаивая «старые добрые обычаи». Но это в Европе с зарождающейся «городской экономикой». В тех же странах, где экономика оставалась крестьянской (например, в Турции или Речи Посполитой), постоянные поборы на нужды войны, содержание армии сборщиков податей вели к обнищанию масс и, в конечном итоге, к деградации империи.

На Руси кроме подчинения и бунта существовал третий способ противодействия властному давлению, резко возросшему в стремительно усиливающемся Московском государстве – бегство, уход. В отличие от Европы, да и от Китая, воля начиналась здесь сразу за околицей и тянулась до последних пределов. При усилении давления люди просто уходили.

Власть стремится увеличить армию, раздавая владения с крестьянами, обязанными кормить ратных людей, все новым и новым воинам. И… крестьяне начинают бежать. В описаниях того времени говорится, что из ста дворов от двадцати до сорока были брошены. Земли не распахивались, ратные люди не могли выехать снаряженными в поле. Конечно, контролировать можно и здесь. Этот путь тоже опробован; и не только в России. Однако вот в условиях огромных просторов и относительно редкого (даже в европейской части) населения для организации такого контроля нужно затратить намного больше, чем даже теоретически можно получить. Невыгодной в России оказывалось «правильная организация хозяйства».