Станислав Пахотин - Не-путеводитель по «нефтяной столице» России

Барятинский после завершения строительства острога вместе с кодским князем Ичигеем внезапным ударом подошел к столице княжества, где спрятался князь Бардак. Последний длительное время оказывал ожесточенное сопротивление, но не смог противостоять пушкам. В результате вынужден был сдаться. Присягнув на верность русскому царю, Бардак сохранил некоторую независимость. Князь Бардак, как и прежде, распоряжался своими людьми, вершил суд и собирал ясак, но уже сам вынужден был подчиняться приказам, платить дань и отвечать в суде по необходимости. В 1598 году 100 военных Бардака принимали участие в походе против Вони, князя Пегой орды. Впоследствии Бардак донес русским воеводам о союзе Вони и хана Кучума. В 1602 воины князя Бардака принимали участие в войне Русского царства с князем Малой Пегой орды Кичеем, в результате поражения последнего к землям Бардакова княжества была присоединена часть Пегой орды. В 1610 году присоединена одна из волостей Кодского княжества. В 1617 (по другим данным – в 1619-м) сыновья Бардака – Тонья и Суета – со своими людьми захватили казну на 400 рублей, убив нескольких русских людей. В Сургуте произошла паника, и против восставших был послан отряд во главе с подьячим Иваном Афанасьевым. Подавление этого выступления привело к отстранению от управления в княжестве прямых потомков Бардака. Впоследствии эту местность в документах называли уже не княжеством, а Бардаковой волостью.

Вахтовый городок компании «Сургутнефтегаз» на Талаканском месторождении (Якутия)

В последующие столетия Сургут еще не раз становился отправной точкой для экспедиций, геологических и географических. Последний наглядный пример такого освоения «из Сургута» легко проследить в истории с обустройством комплекса месторождений Восточной Сибири (Талаканское, Верхнечонское). Силами компании «Сургутнефтегаз» были запущены колоссальные процессы по освоению Восточной Сибири. Проектирование, строительство, транспортировка грузов, создание минимальной социальной инфраструктуры – все это было выполнено с государственным размахом за счет частного инвестора. Только если в конце XVI века экспедиции снаряжали, чтобы увеличить сбор налогов в виде мехового или «жидкого золота», то в начале ХХI века – в виде «черного золота» или нефти. Север Западной Сибири, территория Восточной всегда воспринимались как поставщики ключевых финансовых ресурсов для государства. Регионы-доноры формировались еще тогда, сохранив эту функцию до наших дней. Еще одна задача этой крохотной части государства виделась властями в том, чтобы принимать неугодных, лихих, своенравных людей. Здесь никогда не было крепостного права. Дух свободы, независимости, особости в сургутянах был всегда, хоть в XVI, хоть в ХХ – ХХI столетиях. В основе его – три столпа: отдаленность от центра, деньги, зарабатываемые тяжелым трудом, и традиции гражданского общества. В Сургуте, например, до 1930-х никогда не стоял вопрос бедности. Большие и зажиточные семьи могли обеспечивать себя практически всем, привлекая детей и престарелых родителей к работам на полях, придомовых участках, в мастерских или на рыбном промысле. Поэтому так тяжело проходил захват местных органов власти отрядами рабочих и крестьянских депутатов. Поэтому такой братоубийственной оказалась гражданская война, охватившая город в 1920—1921 годы. Сегодня о ее событиях напоминает монумент первым комсомольцам Сургута на ул. Мелик-Карамова (1969). О нем расскажу, когда догуляем до микрорайона Геологов.

Еще одна функция сибирского средневекового города – быть опорным пунктом христианизации. Поэтому в остроге всегда находилось место для церкви, часовни и библиотеки. Сургут не стал исключением. Однако архивные источники, донесения в архиерейское управление, расположенное в Тобольске, практически не сохранили свидетельств о каких-либо зверствах и перегибах первых сургутских священников, занимавшихся миссионерством среди аборигенов. Видимо, те спокойно соглашались креститься и получить реальные материальные выгоды от поклонения новому Богу, нежели отстаивать ценой жизни свои языческие представления о мире. О формальности христианизации, сохранении двоеверия говорят медвежьи головы в хантыйских чумах рядом с иконами св. Николая Чудотворца или обряды поклонения духам, совершаемые хантами в случае болезни человека или во время свадеб. Не стоит забывать, что все-таки основное назначение нового острога на р. Оби заключалось в исправной поставке собранного ясака сначала в Москву, а потом и в Санкт-Петербург. Так писал о сборе ясака путешественник Александр Корнилов в своих записках:

«Платимая остяками подать состоит в так называемом ясаке и сорока четырех копеечном сборе. То и другое вносят они разного рода звериными шкурами, которые принимаются от них по цене, установленной правительством еще при начальном обложении сего народа ясаком; от всех же других обязанностей: рекрутского набора и разных повинностей – они изъяты…».

При этом этнографы, занимавшиеся обычаями и традициями северных коренных народов, установили, во-первых, что русские сборщики податей не имели права сами объезжать стойбища и получать пушнину (ее привозили в острог старйшины остяцких и вогульских родов), и, во-вторых, в общинах остяков уже в XVI – XVII веках существовала прогрессивная шкала налогообложения. Ясак платили не с каждого человека, а с общины. Самые удачливые охотники, семьи, где было много мальчиков, платили больше, а пожилые члены общины, матери, воспитывавшие детей без отцов (например, погибших во время охоты), не платили совсем. При этом случаев сопротивления, неповиновения со стороны общин остяков при выплате ясака в сургутской истории не было. Пушнину привозили исправно, в январе. Ее в начале XVII века добывали так много, что к концу столетия в лесах возле Сургута было сложно подстрелить ту же лисицу или песца. В начале XIX века Сургут и вовсе из города-донора превратился в убыточное для царской казны поселение. На содержание казачьей команды, их семей тратилось больше, чем поступало ясачного налога. Поэтому в 1804 году указом императора Александра I Cургут переводится в разряд заштатных городов и приписывается к Березовскому уезду под управлением исправника. Сургутские присутственные места были переведены в Омск. В городе стали избираться староста и его помощник. Хотя, по наблюдениям путешественников, чиновников, превращение Сургута в заштатный город слабо отразилось на его жизни. А вот, кстати, заметки о городе, оставленные известным ученым-лингвистом Матиасом Александром Кастреном, побывавшим в уездном Сургуте в 1845 году: «Решительно немного мест в Сибири, которые в эпоху завоевания ее играли бы такую важную роль, как отважный казацкий город Сургут (и доселе казаки составляют большую часть жителей Сургута). Тем грустнее теперешний вид его. От прежнего могущественного города осталось только несколько жилых лачуг, беспорядочно разбросанных среди пожарищ (пожары довольно часто опустошали Сургут, но последний, в 1840 году, обратил весь город в одно огромное пепелище), ни одной порядочной улицы, ни одного хорошего строения, даже редко где есть стекла на окнах, а цельная оконница уже почти исключение». Все дело в том, что побывал Кастрен в Сургуте уже после пожара, в котором сгорела большая часть домов.