Юрий Аракчеев - Пирамида жива…

Но когда-то ведь должен быть возврат «на круги своя»! – упорно размышлял я, как и многие. Восстанавливать надо не только экономику, но и все другое, в частности, культуру, достоинство человеческое, справедливость. И ведь и «Пирамида-2», и другие мои неопубликованные рукописи как раз об этом! Может быть, теперь мое время пришло?

Как бы не так. Мои вещи категорически перестали публиковать. Любые. «Этого никак», – выразился однажды некто А.Беляев, один из главных «командиров» приснопамятного советского Главлита по поводу публикации моей повести «Переполох» в журнале «Новый мир». Та повесть была-таки опубликована потом в сборнике повестей и рассказов еще в советское время. В теперешнее же, так называемое «демократическое» и «бесцензурное» время для меня и для таких, как я, возник настоящий запрет на профессию. Ибо настоящая литература, музыка, спектакли, фильмы могут пробудить в людях человеческое достоинство и реальное восприятие действительности, что крайне опасно для Пирамиды. Так что цензура сегодня на самом деле гораздо круче, чем была в Советском Союзе.

Однако, благодаря интернету у всех появилась возможность читать даже неопубликованное.

И сейчас я приглашаю читателя пройти вместе со мной путь, связанный с созданием, публикацией повести «Пирамида», последствиями этой публикации, осмыслить все это и ознакомиться с интересными и весьма поучительными историями, которые описаны в письмах читателей. Я никому ничего не навязываю, а лишь призываю к внимательности и осмыслению. И делюсь своим опытом постоянного противостояния Пирамиде. Ведь правильно сказано когда-то – еще в XV-м веке! – английским поэтом Джоном Донном, что «колокол чужой беды всегда звонит по тебе». И в осознании этого – спасение от дьявольской власти Пирамиды. Мы не отдельные острова, а части материка, ветви одного общего ствола. И все так или иначе связаны друг с другом.

И мне кажется, что всем нам нужно думать, как избавиться от пирамидальной общественной системы, пока она не уничтожила нас. Ведь случайный, непредусмотренный и ничем не ограниченный поступок одного человека, находящегося наверху Пирамиды, может привести к нажатию одной только пресловутой кнопки, после чего не останется ничего.

«…Этап прибыл рано утром. Партию вновь прибывших поместили в замаскированном подземелье до прихода начальства лагеря. Подземный бункер, то бишь этапка, на самом деле практически был экзекуционной камерой. Здесь истязали умело. С изолятора тебя могут не выпускать до тех пор – пока не исчезнут следы побоев. Примерно в 11 часов вывели всех из подземелья и построили перед кабинетом начальника лагеря. 43-х-летний подполковник произнес назидательно-поучительную речь:

– Кормежка у нас для вас нормальная. Работой обеспечим. Основное у нас это режим. Лечим здесь дубиналом, наказываем от наручников до «рубашки», а в изоляторе непокорные могут сидеть до конца срока, если выживут! Жалобы писать не советую. Вы – рецидивисты, и этим сказано все!»

(Из письма читателя Жукова П.А., 1987 г. Письмо № 10.)

Как уже сказано, окончание повести «Пирамида» совпало с периодом начавшейся «перестройки». Я торопился с последней частью, понимая, что приоткрывшаяся щель может захлопнуться, начнется очередной культ, застой, загнивание, распад – или как там еще назовут предстоящий период. Пока же был небывалый разгул гласности в нашей стране, и я чувствовал, что «Пирамида», эта «повесть о повести» может попасть «в десятку». И «Высшая мера», может быть, найдет, наконец, своих читателей. Пусть через столько лет, но все-таки…

А тут как раз сменилось начальство в одном из «толстых» журналов, из застойно-сонного журнал начал становиться одним из самых прогрессивных, и мне позвонила старая знакомая, которая пришла работать в этот журнал редактором. Она знала, что у меня много ненапечатанных повестей и рассказов. «Пирамида» была еще не закончена, я дал несколько старых вещей, и одна из повестей, «Ростовская элегия», вскоре была опубликована в этом «толстом» журнале. Через тринадцать лет после написания. История повести любопытна уже тем, что когда-то, лет десять назад, ее чуть не напечатали, да еще и отдельным изданием, но помешал не цензор, а… весьма «прогрессивный» по тем временам критик, считавший себя «левым» и убеждавший меня в своей исключительной ко мне расположенности…

Итак, старая повесть была, наконец, опубликована, я стал, как говорят, «автором» этого журнала (то есть, в какой-то мере «своим»), и уже после в журнале опять сменился главный редактор, и теперь им стал человек, которого я давно уважал – честный писатель, участник войны, автор талантливых повестей о войне. Он не раз выступал на писательских собраниях, его выступления отличались прямотой и гражданственностью, назначение его главным редактором казалось одной из явных побед перестройки.

И в конце 1986 года я вдруг получил письмо за его подписью – с приглашением на чаепитие в редакции журнала в числе других «молодых и перспективных» писателей.

А я как раз заканчивал чистовую отделку «Пирамиды» перед тем, как отдать ее машинистке.

Выступив на чаепитии, я сказал об этом. И получил предложение принести рукопись в журнал.

«…Позвонить второй раз Вам я все-таки не решусь, поскольку и интереса особого Вы не проявили, и телефону я теперь не очень-то доверяю… в данном случае не своему, а Вашему. Из текста повести совершенно не ясно, почему это вдруг Вашей личностью заинтересовалась организация, которая никакого совершенно отношения не имеет к розыску сбежавшего мелкого взяточника, если считать Каспарова таковым…

Неужели Вы не спросили у них, что Вам может грозить? Или просто не смогли написать?… Человек, который по долгу службы должен быть приятным во всех отношениях, прекрасно этот нюанс уловил и благодаря этому Вам не лгал, поддакивая Вам. Их организация такими пустяками УЖЕ не занимается, это пройденный этап борьбы с призрачными ВРАГАМИ НАРОДА, каковых в условиях всенародного государства и развитого – с ударением почему-то на предпоследнем слоге – социализма быть уже не может. Примитивная и допотопная формулировка, идущая, наверное, еще от французской революции, СВОЕ ДЕЛО сделала, но теперь себя изжила. В ЭТОМ смысле Вас забрать не могли. Опасности для государственных интересов Вы не представляли никакой. Однако опасность с Вашей стороны была, но более локального характера…»

(Из анонимного письма женщины, очевидно, москвички, судя по штемпелю на конверте. Письмо № 79, 1987 г. Оно – так же, как и все другие, цитируемые, получено после публикации «Пирамиды».)