Евгений Кузьмишин - Калиостро в пасквилях современников. Сборник мемуаров

И ныне еще также могут содееваться всякия чудеса, о которых упоминает священное писание, ежели только мы от всех чувственных предметов себя очистим, ежели с благородною ревностию будем искать совершенства и ежели к усугублению всеобщаго блага почувствуем в себе такую же склонность, какую ощущал Курций, подвергая себя самопроизвольной смерти.

Крепость души есть первое средство к продолжению века своего и первая добродетель совершеннаго масона. Чрез нее достигает человек до высочайших сил; однако ж есть и физическия средства, помощию коих можно жизнь свою до нескольких веков продолжить». (35)

«Александр великий и теперь еще живет в Египте и составляет некоторое общество магиков, которые пекутся лишь об одних героях и воинах и которые, по воле великаго миров зиждителя, охраняют и наставляют тех, коим мнимая власть на сем свете в руки дана. Фридрих великий защищается и охраняется духами, служащими Александру».

«Власть Королей и Князей принадлежит им только по одному виду, в самой же вещи состоят они под властию магиков, добрых или черных, а от того происходит, что они царствуют или хорошо и счастливо, или жестоко и мучительски». (36)

«Всякой металл доводить до совершенства золота есть такая наука, которая тому никогда не дастся, кто захочет употребить золото не для богоугодных намерений, но для своего тщеславия и кто на сей только конец и иметь его желает, что оно золото».

«Некоторым из наших сочленов может он сообщить красной порошок, или, чтоб определеннее выразить, сие первое вещество, чрез которое могут они металлы в золото обращать, дабы между тем увидеть, как всякой из них сим даром будет пользоваться. Однако ж он имеет власть за сто миль и больше уничтожить действующую силу порошка сего и чрез то наказать каждаго недостойнаго члена из нашего общества». (37)

«Соломон, коего строение храма в некоторых обществах приемлется за уподобительное изображение, путешествуя к магии, отпал было от добраго начала, однако ж опять обратился на путь истины и от злаго избежал. Предание о падении Ангелов не что иное есть, как уподобительное изображение отступления от белой магии к черной».

В Митаве 3 февраля 1787 года.

1) Ежели я воображу себе тогдашний Калиостров поступок, то я почти наверное могу заключить, что он был подослан от Езуитов. Во время его здесь пребывания старался он подобрать себе сообщников, из коих большую часть он разными образами умел обмануть, дабы с помощию оных мог он тем с большею славою вступить в Санктпетербург, что, как из следствия можно заключить, было главным предметом на севере путешествия. Он истощил всю свою хитрость, дабы довести меня до того, чтобы я поехала его провожать в Петербург; ибо он умел весьма вероятно нас уговорить, что он Великую Монархиню всея России примет в ложу яко защитницу ложи союза, а я, по ево словам, назначалась в Петербурге быть учредительницею сей ложи. Выгоды, которыя он предвещал всей нашей земле, были столь велики и вероятны, что добродушной мой родитель как усердный сын отечества и многие другие неотступно меня старались уговорить, чтоб я с сею Калиостровскою четою в путь отправилась. Я буду после говорить, каким образом освободилась я от сего несчастия, чтоб быть проводницею сего шатающегося волшебнаго рыцаря, чего собственное мое семейство желало, не воображая нимало о следствиях таковаго поступка, столь сильно умел обманщик сей овладеть их доверенностию! Итак, я еще раз буду просить читателей сего сочинения, чтоб они задуманное Калиостром намерение при чтении моих 1779 года записок ни на одну минуту с глаз не спускали, ибо тогда гораздо яснее можно будет понять, для чего он преимущественно на меня обратил свои взоры, почему моя благонамеренная склонность к сумозбродному мечтанию показалась ему более способною к произведению в действо его намерений, для чего он всегда питал душу мою сверхъестественною надеждою и какая ему была в том надобность, чтоб я его за чудотворца считала; потому что ево вступление в Петербург было бы тогда гораздо славнее для охотников до чудес, ежели бы при одобрениях, данных ему от множества франмасонских лож, еще и дама из почтеннаго дому, да и по желанию родительскому, его туда провожала. А как я тогда весьма была уверена, что Калиостр одарен был сверхъестественными силами, то бы я без всякаго сумнения доставила ему множество учеников и учениц, ибо, как Виланд говорит, мечтающее сумозбродство как зараза прилипчиво; сверх того, ежели открытая и мечтою воспламененная душа что—нибудь подтверждает с нелицемерными знаками чистосердечия, то сие, без сумнения, во всех тех душах, которыя имеют подобныя склонности, рождает доверенность и согласие. Хотя Калиостр не мог достигнуть до своего желания, чтобы Премудрую ЕКАТЕРИНУ, которой противно всякое суеверное сумозбродство, завести в сети суеверия, однако ж что он имел такое намерение, сие теперь нарочито ясно кажется. Ежели я и ныне еще живо воображу ту опасность, от коей я, благодаря моего Создателя, избавилась, тогда я чувствую непреоборимое побуждение с чистым сердцем исповедать заблуждения души моей, дабы чрез то предостеречь всякаго добродетельнаго человека от мрачнаго в законе мечтания, от сильнаго мыслей напряжения, от жадности к чудесам и от сообщества с духами, коих Божеское провидение ненужными сочло для света сего, где предписаны нам наши должности, служащия ко благу наших ближних и к собственному нашему исправлению, а определило их для будущаго совершеннейшаго состояния.

2) Покойной Надворной Советник Швандер, муж, коего память всякому священна, кто знал сего разумнаго и тщательнаго друга человечества, муж, которой при жизни своей был оракулом, не только друзей своих, но и всей нашей земли, предостерегал всех нас от обязательств с Калиостром, и весьма сумневался, будет ли полезно вступить в сию вновь учреждающуюся ложу союза. Сей навеки от меня незабвенный муж был воспитан в одном университете с отцом моим и дядею и был им искренний друг. Он всегда за долг себе почитал чрез свое обхождение подавать пример и наставление детям сих друзей своих. В течении моей жизни он всегда был для меня неусыпный друг, коего труды и учение на веки в моем сердце останутся, ибо он знал и весьма противился моей склонности к сумозбродству. Хотя правила его к достижению блаженства, основанныя на чистоте души и на совершенно безкорыстной любви к ближнему, были для меня весьма почтенны; однако ж я с сим мудрым другом в основаниях закона была не согласна. Ибо он ничему не верил, что противуречило его разуму, а я имела полную веру к безпрерывно продолжающейся чудесной силе молитвы смиренных Христиан и мало-помалу сего почтения достойнаго мужа к сей вере обратить желала. С помощию Калиостра надеялась я ближе подойти к моему желанию, и когда сей зделал нам предложение к возстановлению ложи союза, тогда я и Швандера в сочлены оной ложи предложила. Как скоро господа фон Говен, отец мой и дядя открыли Швандеру наше намерение, то он весьма сильно противился учреждению сей ложи и до того довел друзей своих, что они нашли основательными его разсуждения. Меня уговаривал он с отеческою горячностию, чтоб я предостерегла себя от сетей, Калиостром нам поставленных, ибо он признавал нашего героя за плута и за обманщика. Из некоторых разговоров приняла я Калиостра за божественнаго человека, коему высшие духи повиновались, и оплакивала внутренно неверие друга моего, которой хотел меня лишить сего блаженства, чтоб с высшими существами вступить в сообщество. Наконец Калиостр чрез мнимое превращение ртути в серебро и чрез первой магической свой опыт довел до того Г. фон Говена, отца моего и дядю, что они подали свое согласие к учреждению ложи союза. Тут опять Швандер имел со мною сильную ошибку: он употребил всю власть, которую он имел над моею душою, чтоб меня удержать. Все его разумные советы, на которые истощил он все свое пленяющее красноречие, не имели надо мною никакого действия. Ибо я столь твердо надеялась чрез соединение с высшими духами достигнуть до чрезъестественных сил, что разумныя его увещания казались мне заблуждением, которое я внутренно оплакивала, словом сказать, я не могла об нем без сожаления вспомнить. Наконец открыла я ему мои мысли с твердою решимостию, что ежели он не захочет вступить в сие общество, я крайне об етом буду сожалеть, однако ж при всем том сочленом оного быть никогда не отрекусь. Вечно не выйдет из моей памяти взор и голос, с коим Швандер сквозь слезы мне сказал: «Любезной друг! Жадность ваша к чудесам раздирает мое сердце! Пока она в вас не истребится, до тех пор будете вы игралищем всякаго обманщика, которому вздумается мнимою добродетелью вас ослепить. Ежели я не могу вас отвести от пропасти, над которою вы стоите, иду и я за вами вслед туда, куда влекут вас суеверие и мечта, дабы везде, где только можно, подать вам руку помощи и заставить вас примечательными очами взирать на все то, что противно разуму, что унижает содеетеля всех благ и что наконец наиблагороднейшие нравы испортить в состоянии. Я, я сам хочу быть посвящен от вашего духовидца и для виду зделаться дураком. Ибо сие называется дать себя за нос водить, ежели поверить тому, чему чудесник ваш там учит». Я, будучи вне себя от радости, возымела надежду, что ето зделал он первый шаг к своему обращению на путь истины. Но он с огорченным духом продолжал: «Ежели когда меня не будет на свете, и обстоятельства избавят вас от вашего заблуждения, тогда вы совершенно почувствуете цену жертвы, которую я вам теперь приношу». Сей прямодушной человек подговорил еще двух друзей с тем же намерением, с каким и он, вступить в ложу союза.