Михаил Полищук - Взывая из бездны. De profundis clamat

Надеюсь также, что знакомство с этим непростым опытом поможет ей лучше понять опасность вызовов, которые таятся в не ограниченной моральными скрепами человеческой природе и в абсолютной власти, и удержит ее от искушений создавать себе ложные кумиры и слепо следовать за их завиральными идеями и заманчивыми посулами, которыми, как известно, вымощена дорога в ад.

Максима «Не убий!» – нравственный абсолют. Озвучен, согласно библейскому преданию, в контексте Десяти заповедей (Синайского декалога), из уст Творца – шестая заповедь.

Из всех нравственных норм, продекларированных Синайским декалогом, наиболее сложные отношения у цивилизации, каких бы уровней она ни достигала, складываются с максимой «Не убий!».

Убивали всегда – убивали по тому или иному поводу, либо без всякого повода; убивали в силу традиций либо по случайному стечению обстоятельств; убивали тиранов, с тем чтобы на их место приходили более жестокие правители; убивали реформаторов, чтобы неповадно было другим покушаться на вековечные устои и устоявшиеся догмы; убивали своих и чужих, знакомых и незнакомых; убивали в сражениях с противником либо с собственным народом; убивали идолопоклонники и те, кто поклонялся единому Богу; убивали те, кто ни во что не верил, и те, для кого свято звучала заповедь «Не убий!»; убивали за произнесенное слово либо за молчание; убивали во имя идеи либо

В общем, убивали по-разному и везде. Убивали, не особенно задумываясь, зачастую не ведая, что творят. Массовые убийства, войны, человек с ружьем либо с иным орудием смерти – предмет особой гордости, которую хранит историческая память народов, – ведущий лейтмотив мифологии, на которую опирается национальная идентификация. Количество отправленных к праотцам жертв зачастую выступает мерой величия, героизма предков; высота холма, сложенного из человеческих черепов, количество пепла от сожженных жертв, число обращенных в лагерную пыль тел – своеобразный апогей, открывающий пропуск на Олимп исторической славы.

К XX столетию не прерывающаяся веками традиция убивать обстоятельно озвучена в Логосе – убивать, повинуясь логике, убийство по соображениям идеологии:

«В былые наивные времена, когда тиран ради вящей славы сметал с лица земли целые города, когда прикованный к колеснице невольник брел по чужим праздничным улицам, когда пленника бросали на съедение хищникам, чтобы потешить толпу, тогда перед фактом столь простодушных злодейств совесть могла оставаться спокойной, а мысль – ясной. Но загоны для рабов, оправдываемые любовью к человеку или тягой к сверхчеловеческому, такие явления в определенном смысле просто обезоруживают моральный суд. В новые времена, когда злой умысел рядится в одеяние невинности по странному извращению для нашей эпохи, именно невинность вынуждена оправдываться» (Камю А. Бунтующий человек. М., 1990. С. 120–121).

В массовое сознание зачастую настоятельно вдалбливается мысль – убийство не только не грех, не преступление, но особая доблесть, диктуемая некими высшими соображениями, необходимость. Санкцией на реализацию подобной необходимости – на широкое применение практики убийств и террора – оказываются различного рода идеологические доктрины, носителями и выразителями которых зачастую являются «безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки…» (John Maynard Keynes. The General Theory of Employment. N. Y, 1964).

Царство Разума, возвещавшее некогда наступление эры Свободы, Равенства и Братства, сегодня, похоже, находится под смертельной угрозой мутировать в Царство Насилия и Террора.

Метафорическим символом философского духа для Гегеля служит пернатая посланница античной богини мудрости сова – птица, пробуждающаяся к жизненной активности с наступлением сумерек: «Сова Минервы вылетает в сумерках».

Полет «в сумерках», которого удостаивается философия, призван свидетельствовать о дистанцированности ее от реалий происходящего – о том, что плод ее мудрости является миру не в ослепляющих лучах света, не в моменты игры ярких красок наполненного бурной активностью и суетой дня, но на закате – в комфорте всеприглаживающей умиротворяющей мглы, когда то, что должно было свершиться, – уже свершилось, и ничего изменить нельзя, когда угасают страсти и природе остается лишь в глубоком раздумье писать «серым по серому».

«Что же касается поучения, каким мир должен быть, то к сказанному выше можно добавить, что для этого философия всегда приходит слишком поздно… Когда философия начинает рисовать своей серой краской по серому, тогда некая форма жизни стала старой, но серым по серому ее омолодить нельзя, можно только понять; сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек» (Гегель. Философия права. Предисловие).

Роль философии в качестве оратора на панихиде по усопшей действительности показалась весьма удручающей для одного из учеников великого диалектика. Преисполненный юношеского энтузиазма и наивной веры в светлое будущее, он предлагает своему учителю совершить ребрендинг: сменить фирменный знак мудрости с совы на петуха – на птицу, чей предрассветный крик ассоциируется с пробуждением, с предстоящим восходом солнца, с зарождением нового витка жизни.

Как отнесся к этой идее Гегель – неизвестно.

P.S.: Сегодня, вглядываясь в произошедшее, мы вправе констатировать – сумерки XX столетия не отмечены полетом пернатой вестницы Минервы. Ушедший век не удостоился визита высокой гостьи, избежав ее нелицеприятного вердикта.

Возможно, покинуть насиженное гнездо птице сумерек помешал солидный возраст, либо в этом виновата экология – «парниковый эффект», начало которому положил вброс в атмосферу чрезвычайной дозы пепла заживо сожженных либо стертых в лагерную пыль миллионов ни в чем не повинных человеческих жертв. Не исключено, причина отложенного полета совершенно в другом – в непостижимости содеянного, в отсутствии у философии вразумительного ответа на вопиющие вопросы.