Сергей Эфрон - Переписка

Мало на Руси осталось таких дубов à la Собакевич.

Сейчас не могу принять ни одного решения. Все туманно и неопределенно. Особенно боюсь я этой проклятой подписки. Может быть самое лучшее все-таки ехать к Миронову. [266]

Завтра я иду к воинскому начальнику. Наш призыв будет очень скоро, недели через полторы — две (это не наверное. Уже два возраста студентов призваны. Остался только мой 93 года).

Если удастся вырваться в Коктебель хоть на неделю — приеду. Если же решу ехать к Миронову — в Коктебель уже не попаду, а поеду прямо в Минск. Не буду лучше говорить, как мне хотелось бы попасть к вам.

Но… будем помнить, что «пути Господа Бога неисповедимы» и что «все к лучшему».

На этих днях произойдет чудесное превращение твоего брата — в «чудо-богатыря». Отныне, на вопрос, кто мои сестры, я обязан отвечать: «мои сестры — сабли востры», [267]что очень мало похоже на истину, особенно применительно к Лиле.

Завтра напишу еще. Пока целую тебя и всех друзей. Пра особо.

Поручения твои исполнил.

<���На полях:>

Неужели не придется мне Асе [268]показывать Коктебеля.

Мос<���ква>

Дорогая Верочка, рву на себе волосы от бешенства — подумай: до сих пор я ни к одной из школ [269]не прикомандирован и сегодня воинский начальник предложил мне зайти справиться дней через пять.

И все виноват проклятый Военный госпиталь. [270]Нас бесящихся студентов набралось человек пятьдесят.

Все это время я мог бы пробыть в Коктебеле! Проклятье!!!

Подожди еще — очень возможно что, приехав к спектаклям Камерного Театра, [271]ты застанешь меня в штатском.

Жара и духота в Москве кошмарные — я старожил таких не запомню. Сплю я раздевшись донага, даже не укрываясь простыней. Пью запоем все напитки, начиная с простой воды и кончая (увы) квасами Калинкина. [272]

Каждый день еду на несколько часов за город. Но эти путешествия не облегчают, а только раздражают. Завтра еду к Асе Цветаевой удить рыбу. [273]

Но самое пакостное то, что я до сих пор не выяснил своих прав. Никто ничего не знает. Это меня страшно злит.

Я тебе, кажется, уже писал, что видел Нютю. У нее вид тяжело больной. Смех сменяется слезами — та же рассеянность и пр. Очень хорошо, что она поехала на Кавказ. К тебе она чувствует особенную нежность. Много о тебе говорила, жаловалась, что ты не отвечаешь на ее письма, что она тебе не нужна, в то время как ты для нее Сестра с большой буквы и пр. пр. Имей все это в виду и напиши ей первая по адр<���есу>: Ессентуки — P Restante.

— Лиля переехала в свое имение Подгорье из своей квартиры на Торговой улице. Она получила место руководить экскурсиями в Царское Село, Павловск, Петергоф и пр…

Приехав в Москву я нашел трогательнейшее письмо Аси [274]и до сих пор не отвечаю. Передай ей, что виною этому сумбурное мое состояние. Как только меня куда-нибудь определят, напишу всем, а сейчас не могу. Целую крепко

Твой брат

Пра, Асю, Марию Ивановну, Макса, Бориса и пр<���очих> и пр<���очих> приветствую всячески.

<���На полях:>

Пиши на Москву.

1-го у Майи свадьба, Князя [275]забирают 7-го.

Феодосия

<���В Коктебель>

Сижу в «Астории» [276]без ног. Жара, о которой мы в Коктебеле не имеем понятия. Ходасевич [277]уже не сидит, а лежит.

Билет достал с плацкартой. Едем вместе. [278]

Моя печень в полном расстройстве. Следствие десятка чебурек, съеденных вчера ночью на фонтане Айвазовского. [279]

С Ходасевичем не разговариваем, а обмениваемся хриплыми вздохами.

Сейчас идем к Петру Николаевичу. [280]На людях и смерть красна. Молодой Княжевич шлет дружеский привет Мише. [281]

Сережа

У Макса в башне лежит накидка Лидии Владимировны. [282]Извиняюсь, что утаил ее.

Дорогая Верочка — сейчас надвигается гроза — мы сидим с закрытыми окнами (об этом позаботилась Лиля еще за два часа до первого громового раската — «стекло плохой проводник электричества») — хлопают ставни, воют собаки, шумят деревья. Лиля несмотря на тревожное свое состояние принуждена готовить ужин — она сидит в соседней комнате, окруженная nature mort’ами и помешивает какую-то похлебку. — Ей приходится часто пробовать: готово ли, достаточно ли соли и пр<���очее>. Пробовать она начинает сразу, как поставит кастрюлю на огонь и от этого у бедняжки разболелся живот. — Мученица кулинарии.

— Со второго дня по приезде сюда она начала восклицать: — «Ты знаешь, Сережа, ей-Богу, я, кажется, похудела!» Весь Лилин характер в этом соединении «ей-Богу» и «кажется». Она их всегда ставит вместе.

— О Лилином и моем лечении расскажет тебе Марина. Не хочется пересказывать. — Повторю только, что я сделал прекрасно, приехав сюда. Оказалось — мне это было совсем необходимо. [284]

О Лиле я и не говорю.

— Мне Марина пишет всякие ужасы о «Камерном театре». Какая муха укусила Таирова? Что с ним? Надеюсь, что дружеские советы Мариуса Петипа спасут несчастного «Фамиру». [285]

— Прости, что пишу так легкомысленно на самом деле мне все это гадко очень.

— Читала ли ты «Королеву Пэдок» — Франса? [286]Если нет, — прочти непременно — вещь поразительнейшая. Я очень увлекаюсь сейчас Франсом, которого до сего совсем не знал.

— Какое счастье, что у нас есть книги и какое несчастье вместе с тем. Без книг мы не могли бы удовлетворить своего жизненного аппетита, а с книгами мы становимся пассивными, подобно растениям.

Гроза способствует «филозофии».

Стало совсем темно от туч.

Спасибо тебе нежное, что исполняешь свое обещание относительно Али.

Целую

Сережа

Адр<���ес>: Пантелеймоновская ул<���ица>

дача Григорьева № 22

<���Приписка Е. Я. Эфрон на полях:>

Обо мне все правда, но о грозе подоврал. А живот ой болит! Все собираюсь написать много обо всем, но пока еще не отошла. Целую. Лиля.

<���Приписка С. Я. Эфрона на полях:>

Заставь Марину купить 3 саж<���ени> дров.

<���В Москву>

Верочка дорогая, благодарю тебя очень за питание Али. [287]Представляли себе с Лилей твой ужас, к<���ог>да ты заметила недовольство Марины. Для Марины, верно, это предприятие выглядело очень нелепо. Но с твоей легкой руки Марина начала покупать мясо и потому можно считать цель достигнутой.

Доживаю здесь последние дни. Как нарочно погода прекрасная — бабье лето. Лиля останется здесь подольше. Пишу на почте и потому так бесталанно.

Сережа

Привет Магде Максимил<���иановне>. [288]

<���Нижний Новгород>

Дорогая Верочка, спасибо тебе за письмо. Здесь письма настоящий праздник — беда только в том, что отвечать на них почти нет возможности. Все время царит невообразимый шум и кроме этого от занятий тупеешь и устаешь так, что нет сил взяться за перо. Не буду тебе описывать наш распорядок дня — Марина тебе верно уже рассказала. Сейчас у меня несколько свободных минут до обеда. Сегодня нестерпимо хочется спать — вчера был в отпуску в театре, но не высидел и двух действий — сбежал в кафэ — вернулся в 11 ч.1/2, а в 53/4 ч. у<���тра> нас уже будит труба. Завтра я дневальный — т. е. опять не спать круглые сутки.