Олег Юлис - Прозрачные звёзды. Абсурдные диалоги

Дальше опять шла история с яйцом, которое исчезло, когда мы садились на табуретку. И на второй день мы вытащили наши репризы на барьер. И все пошло. Они нас просто не видели.

— Помните Петьку, который спрашивает: «Василий Иванович, а вооруженными силами планеты справился бы командовать?»

— Да, да. Образования не хватит, — ответил.

— Вам удавалось развеселить стадион?

— Я ненавижу выступать на стадионе. Ужасно, когда певцы известные выступают под фонограмму. Разевают рот, неживые голоса… Вообще в этом есть какое-то унижение. Я говорю про аудиторию большую.

— Мое печальное лицо не мешает Вам улыбаться?

— Никогда мне это не мешало. А если человек начинал со мной шутить первым… Тут у меня рот поползет до ушей. Он меня заражает, если улыбается. Иногда я сам делаю пробную вещь — рассказываю анекдот, и уже вижу, как человек реагирует.

— Давайте откроем окно. Так надымил, мне совестно.

— Нет, нет. Я сразу почувствую себя неважно. Начну кашлять. Но это кашель, который остался у меня от курения. У меня прокуренные легкие, 40 лет я курил ровно. Две пачки в день сигарет. Я потом мысленно рисовал себе картину, вот я месяц не курю, я мысленно складывал эти пачки сигарет в блоки, и у меня появлялось на столе три блока, шесть блоков. Был момент, когда я увидел стол, заваленный пачками сигарет. Но это я себе придумывал и начинал ликовать, понимая, что брошу.

— И что, вот так любите дым, и ни одной сигареты не выкурили за год?

— Нет, в шутку, я курю. В порядке строгого исключения, потому что я знаю, что… Первое время я думал, что, если я брошу, я не смогу писать.

— А я закурил в тюрьме. Стыдно в этом признаваться, я был там всего полгода. До суда. И еще в Сухуми. Через решетку видел море.

— И море шумело вдобавок?

— Нет, очень далеко…

— Жаль. Даже самый отдаленный шум как-то поддерживал бы Вас дополнительно. Если можно, за что же Вас?

— Тогда Набоков был запрещен, и на пляже я неосторожно дал почитать в Париже изданного Набокова и заодно покараулить штаны с бумажником мужчине, оказавшемуся КГБшником. В Москву вернулся через полгода без штанов и Набокова.

— Забыли перечислить кошелек. Сколько Вам было лет?

— (Сокрушенно) 50.

— Я Вам расскажу, что я видел после зарубежных поездок. Я пользовался тем что меня никогда не осматривали. И я тайно провез всего Солженицына. Мы его называли «Короленко». И мой друг спрашивает: «Ну, ты привез „Короленко“?» «Да как же, конечно». Эти книги читали только у меня дома. И я давал только тем кому доверял. Я удивляюсь на Вас! Вам 50 лет, неужели у Вас не хватало мудрости не доверяться первому встречному?! Вы думаете, я не рассказывал анекдоты? Против Сталина? Не рассказывал анекдоты политические в армии? Я рассказывал но у меня было человека два-три, с которыми я мог общаться.

— А я вот вспомнил, за воротами тюрьмы меня ждала жена, прилетевшая из Москвы на крыльях, но я не видел ее лица. Я вынес с собой из камеры крыс, вшей, лица уголовников. Мы шли вдоль моря, и его я не видел. Что-нибудь подобное было с Вами?

— Я Вам скажу. То же самое! Когда 7 лет я не был дома (из них 2 года войны), я вообще не верил, что буду сейчас в Москве. Помню был месяц май. Я шел, в какой-то трамвай вцепился со своим мешком вещевым и чемоданом деревянным. Это, как вышел из тюрьмы. Но может быть была и двойственность. У меня оглушенно сердце билось, радость меня переполняла безумная, и я подумал про себя — вот так умирают от радости. Когда я пришел домой, я две минуты не мог говорить. Собака у меня была, семь лет меня не видела, она меня узнала, она бесилась прямо. Давайте, я заодно скажу, что у меня есть жена, с которой я живу (можно не считать разных перерывов?) уже 40 лет. У меня один сын, у меня трое внуков.

— Вот Вы так странно курите-не курите, а я должен Вам поверить, что Вы никогда не были дополнительно влюблены?

— У нас есть такая шутка: как называется мужчина, который с женой прожил всю жизнь и никогда ей не изменял? Как называются такие люди? Ответ. Одномандатные.

— (Недоуменно.) Это связано с выборами?

— (Терпеливо.) И словом манда. Оно здесь используется… Чапаев держит экзамен в академию, ему задали вопрос: «Какие документы Ленин подписывал не читая?» Он задумался, а Котовский, Вы помните его, кто это был? Он высокий человек, совершенно бритый, с голой головой. Котовский ему подсказывает «Мандаты».

— Ваши анекдоты где-нибудь можно купить?

— (Гордо.) Нигде не продаются. (Хитро успокаивая). Но не волнуйтесь. Я Вам подарю.

— Вам никогда не приходило в голову бросить цирк, перестать сниматься, а только рассказывать или инсценировать анекдоты?

— Тогда я был бы режиссер, да? Я подумаю. Это было бы ужасно трудно.

— Зная, понимая бесконечное количество анекдотов… Не похожи ли Вы, не ощущаете ли Вы себя путником, бредущим сквозь вьюгу.

— Нет, очень мрачно. Совсем не так, никакой трагедии. Они появляются у меня ассоциативно, к случаю. Меня отец учил рассказывать анекдоты. Самые лучшие анекдоты, когда они по ассоциации или к случаю. И как этого не понимают люди, ну, например, читающие лекции?! Как это может украсить, заставить внимательно слушать. Есть изумительные анекдоты, звучащие во все времена, У меня сердце с утра болело. Я шел в цирк и настроение у меня было ужасное. Потом меня постригли и ничего, я сам себе сказал: «Я буду жить долго. Особенно после стрижки».

— Вот Вы сами сбились на трагизм. Я Вас заразил. Шли сюда, пришли в свой второй дом.

— В кои-то веки начнешь говорить о вечном… Вот Вы мне подарили книгу, это приятно, книги для меня самое ценное. Я подумал, у меня будет эта книга, фотографии Ваши дивные. И радость о ней. Раньше радость была, знаете, достал колбасу или сосиски охотничьи, которых сейчас уже нет. А радость, оттого, что напомнили мне об Израиле? Что ее тоже сбросить со счета? Мне было так приятно, когда я оказался в Израиле. Я неделю там провел. Ко мне подходили на улице… И в общем, я был потрясен.

— Совместная работа с какими артистами Вас также потрясла?

— С Гурченко мы снимались, да. Ну, во-первых, этот фильм плод гениального режиссера, им была выбрана гениальная артистка. Я люблю ее. Она одна из лучших артисток. Я знал ее судьбу. Она написала чудесную книжку. Фильм назывался «20 дней без войны». Автору Симонову сказали: «Зачем Вы берете на роль героя Никулина? Он антигерой». Он ответил: «Вот такого героя я себе и представляю». Симонов показал мне 5 актрис, которые должны были играть эту женщину, с которой я за 20 дней командировки в Ташкент переспал. И я нашел себе довольно симпатичную, молодую, и такая она у меня была мимолетная… А оказалась на всю жизнь — Гурченко.