Гей Сэлисбери - Жестокие мили

В течение восьми суток, прошедших со смерти Билла Барнетта, доктор Уэлч и медсестра Эмили Морган спали урывками. У сестры Билли, пятилетней Кэтрин, также появились симптомы дифтерии, которые не исчезли даже после того, как она получила 15 тысяч единиц старой сыворотки. В Сэндспите, после трагической гибели Бесси Стэнли, ее семья продолжала бороться с болезнью. Родители, Генри и Анна, и другая дочка, Мэри, после приема сыворотки пошли на поправку, но Доре лучше не стало. А теперь заболела и их соседка, Минни Энгелстад. Ей ввели две тысячи единиц сыворотки. В самом городе горло заболело у Крамера и Хиллодолла, но доктор Уэлч, прежде чем использовать свои тающие запасы, решил повременить и наблюдать за ходом болезни.

Уэлч и власти города понимали, что у них есть шансы на спасение. Погонщики пробивались к ним и прежде и, несомненно, с помощью Сеппалы пробьются и сейчас. Но никогда еще на карту не было поставлено так много. Зная о том, что из-за сильнейших морозов регулярное почтовое сообщение в Фэрбенксе и на Юконе прекратилось, трудно было сохранять самообладание. Приход непогоды в Ном был только делом времени.

Сеппалу мрачные мысли пока не одолевали. В четыре часа дня он со своими собаками должен был оказаться в Айзек-Пойнте, там им предстояло принять очень важное решение: пересекать ли залив Нортон-Саунд по льду или идти вдоль берега залива – этот маршрут не столь опасен, зато почти вдвое длиннее. Далее Сеппале следует двигаться по почтовой тропе до Уналаклита, а затем через горы Нулато к Юкону.

Время, конечно, было важным фактором, но безопасность была важнее. Залив Нортон-Саунд славился своим коварством. Его избегали многие погонщики. Нередко лед на заливе ломался, что приводило к многочисленным жертвам. Марк Саммерс советовал Сеппале не рисковать и не переходить залив по льду.

Но Сеппала не давал никаких обещаний. Когда он окажется в Айзек-Пойнте, он внимательно осмотрит лед и примет решение. Во многом оно будет зависеть от поведения Того, который, подобно многим собакам, шестым чувством чуял опасность.

Хороший вожак – это мозг любой упряжки. Он (или она) – это самая умная собака на псарне, а также одна из самых быстрых и трудолюбивых. На Аляске об отважных вожаках ходили легенды. И такой живой легендой был Того.

К 1925 году на Аляске Того знали так же хорошо, как и Сеппалу. Он был вожаком уже не менее семи лет и где только не побывал.

На первый взгляд Того не производил впечатления вожака. Он был некрупным, около 22 килограммов весом, псом, серой в крапинку масти. Из-за этого он выглядел так, как будто вывалялся в грязи. Он много раз побеждал в забегах на скорость и вел упряжку Сеппалы почти во всех важных экспедициях. В двенадцать лет Того оставался удивительно быстрым, сильным и сообразительным. Он был лучшей собакой для путешествия по льдам и часто бежал впереди упряжки на длинном поводке, чтобы выбрать самый надежный и легкий путь по заливу Нортон-Саунд или в других районах Берингова моря.

Того родился в октябре 1913 года и был единственным щенком в помете. Его мать Долли была одной из чистокровных сибирских лаек, привезенных на Аляску. А отец, Сагген, – вожаком Сеппалы в 1914 году на гонках «Всеаляскинского тотализатора». Поначалу Сеппала не обращал на щенка внимания. Тот был некрупным и из-за болезни, от которой у него распухло горло, большую часть детства провел на руках у жены Сеппалы, делавшей ему горячие компрессы, чтобы снять боль. Несмотря на заботы Констанс, а возможно, и благодаря им, Того вырос упрямым и непослушным. Всякий раз, когда Сеппала запрягал собак, Того накидывался на них и кусал за уши, доводя рабочих собак до исступления. Он демонстрировал, как написал один репортер, «все признаки того, что станет самым настоящим собачьим правонарушителем».

Когда Того исполнилось полгода, Сеппала отдал его одной женщине, которой хотелось иметь собаку, когда она вернется в Штаты. Того, названный так в честь японского адмирала, выигравшего Русско-японскую войну, взбунтовался против цивилизованного образа жизни и начал вести себя еще хуже. Через несколько недель он сбежал, разбив оконное стекло, и вернулся к своим товарищам, хотя псарня находилась в нескольких милях от нового места жительства. Сеппала его принял. «Собака, настолько преданная своим первым друзьям, заслуживает того, чтобы ее взяли назад», – заметил он позднее.

Еще несколько недель Того продолжал своевольничать и терроризировать ездовых собак, когда те выходили на тропу. Его замашки забавляли, злили и озадачивали Сеппалу. Он заметил, что когда Того встречает приближающуюся упряжку на тропе, то бросается к вожаку и прыгает на него, словно пытается расчистить путь для своего хозяина. Такое поведение едва не стоило ему жизни. Однажды он подбежал к упряжке маламутов, которые так сильно погрызли его, что его пришлось срочно везти назад в Литл-Крик. Благодаря этому происшествию Того набрался бесценного для ездовой собаки опыта. Вожака очень трудно научить обгонять другую упряжку, не отвлекаясь и не ввязываясь в драку. Остаток своей жизни Того, обходя другую упряжку, натягивал ремни, взвизгивал и мчался вперед, оставляя противников позади. «Подобно многим людям, – говорил Сеппала, – Того дорого заплатил за науку».

Того было около восьми месяцев, когда ему представилась возможность показать, чего он стоит не только как ездовая собака, но и как вожак. Однажды утром Сеппала отправился в старательский лагерь за Номом. Он привязал Того на псарне и велел не спускать с привязи в течение двух дней после его отъезда. Сеппала торопился. Старатель, нашедший золотую жилу в Дайм-Крик, в 160 милях от Нома, нанял Сеппалу, чтобы тот как можно быстрее доставил его на место. Сеппала не мог позволить, чтобы Того по дороге докучал его упряжке. Пес, ненавидевший заточение, в тот же день освободился от пут, перепрыгнул через двухметровую изгородь из проволочной сетки, окружавшую псарню, но угодил задней лапой в ячейку. Повиснув на одной ноге по другую сторону изгороди, Того «визжал, как поросенок», пока не вышел работник и не освободил его. Он плюхнулся на землю, перекувырнулся и бросился вслед за Сеппалой.

Пес бежал всю ночь до постоялого двора в Соломоне, а потом спокойно расположился на ночлег на свежем воздухе.

На следующий день, пустившись в путь, Сеппала заметил, что его собаки слишком стремительно сорвались с места. Он объяснил это тем, что где-то впереди они учуяли северного оленя. Но вскоре он заметил вдали одинокую бегущую собаку. Это был Того с его обычными фокусами. Весь день он облаивал северных оленей и, проказничая, кусал за уши вожака. Когда Сеппала наконец поймал Того, ему ничего не оставалось, как запрячь пса последним в упряжке, чтобы внимательно за ним приглядывать. Когда он надевал на Того упряжь, тот успокоился и стал серьезным. Пес усердно тянул нарты, сосредоточив все внимание на тропе. Сеппала был изумлен. Он понял, чего все это время добивался Того: он хотел стать членом команды.