Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №1 за 2004 год

Я причалил к островку, разбил палатку и возрадовался настоящему мгновению и необыкновенному покою. Два костра мерцали недалеко от монастыря. Возле одного из них пел какой-то мужчина. Никакой другой шум не нарушал тишины этой ранней ночи. Позади куполов восходила луна, и все застывало как единая картина. Соловки стали переломным моментом в моем пути. Там я нашел покой для души и ясность, необходимую для моего предприятия. После Соловков одиночество больше не удручало меня, я понял, что смогу свыкнуться с ним. Именно там мое путешествие началось по-настоящему.

Ну а пока мне предстояло плыть вверх по морю, чтобы достичь находящегося километрах в 20 отсюда Летнего Наволока. Потом была Мезенская губа, знаменитая своими морскими укреплениями: крепость с максимальной толщиной стены11 м – самое крупное морское укрепление в России и одно из крупнейших в мире. Здесь мне нужно было как следует подумать о плавании, так как течения в этом регионе наиболее опасны. Я отпраздновал свой сотый день пути и вторую тысячу преодоленных километров, подумывая об ограничении потребления продовольствия. Порывы ветра не стихали, и я воспользовался ситуацией, чтобы нанести визит обитателям Чецы. Прогулка по деревне оказалась недолгой, так как зимой в ней живут всего три семьи. Ни магазинов, ни школы, ни почты.

Пока жена Володи, одного из немногочисленных жителей деревни, поила меня чаем из старого самовара, в дом зашел Алексей, вернувшийся из леса. Он положил свою сумку, снял сапоги и устроился в углу; несмотря на преклонный возраст, глаза его искрились энергией. Грибы и десяток щук, которые он принес, стали моим подспорьем на зиму. Я всем сердцем ощутил щедрость и теплоту этих простых людей. Если бы не они, путешествие мое свелось бы к простому преодолению миль, а бортовой журнал с записанными в нем маршрутами выглядел ужасно нудным.

То, что я добрался до Мезени в соответствии с заранее разработанным планом, укрепило мою веру в себя. Я только что сделал большой «шаг» по России, и мне не терпелось начать свой долгий путь – по предстоящей зиме.

Это были дни марша со скоростью улитки: я тащил сани с грузом 130 кг. Постоянно дул ветер, а над головой простиралось безнадежно серое небо. Какая земля, какой тяжелый труд! Каторга… хоть и добровольная. Я достиг пятой бригады стойбища оленеводов и десять дней жил в юрте моего друга ненца Алеши вместе с его женой Надей и маленькой дочкой Дарьей. Стойбище – крошечный остров растительности, затерянный в тундре, – располагалось вблизи леса. Женщины очень дорожили этим местом: помимо леса, где можно было добывать провизию, недалеко была замерзшая река.

В общей сложности здесь зимовало 20 человек – шесть семей, а также около 15 собак и стадо из 2 000 оленей. Я постоянно сопровождал Алексея в поисках большого стада и осваивал технику управления оленьей упряжкой. Территория показалась мне крайне сложной для передвижения, но сани были хорошо приспособлены к ней. Во время моего пребывания здесь небо слегка прояснялось лишь в интервале между 11 и 14 часами дня. В остальное время стояла долгая полярная ночь, поэтому искать стадо в тундре, в сумерках, без какого-либо ориентира, заметного глазу, для меня было сложно. Но не для Алеши. Он пояснял свою работу так: «Я знаю здесь каждое озерцо, каждый холм, каждое деревце. Никаких секретов, это – наша профессия».

Я добрался до Малой тундры! Мой план вести оленью упряжку по ее бесконечным просторам наконец осуществился. Но, отправляясь в путь, я испытывал скорее тревогу, чем удовлетворение. Два моих оленя упорно трудились, снег доходил им до загривков. Трудился и я, поскольку должен был искать дорогу в бесконечном лесном лабиринте, а иногда прокладывать ее заступом и топором. Полярная ночь – это пора тяжелого испытания: кажется, что продвигаешься по длинному тоннелю. Когда разбираешь палатку поутру – еще стоит ночная темень. Когда разбиваешь бивак к 14 часам – уже наступает ночь.

Чем дальше я продвигался вниз по течению реки Сулы, тем больше мне казалось, что я шагаю прямиком в пасть дьявола. Погода становилась адской: проливные дожди чередовались с тридцатиградусным морозом. Прямо в палатке я искупался в ледяной воде так, что у меня промерзло все обмундирование. Теперь я страдал от сильного обморожения пальцев рук и ног. Отставание от графика продолжало увеличиваться, и мне приходилось тщательно экономить все: продовольствие, свечи, спички. Мой караван можно было назвать теперь «Великим отступлением из России». Выглядело это так: во главе шел согбенный исследователь, прокладывающий дорогу, за ним два оленя, на веревках и аркбутанах тянущие сани, которые увязали через каждые полсотни метров, замыкала кортеж собака с опущенным хвостом, которая не повышала ни престижа, ни скорости нашего обоза. За 20 дней с начала похода я едва ли больше двух раз заметил солнце. Пейзаж в серых тонах еще более усиливал чувство одиночества, спасало только то, что времени на размышления просто не было.

На память мне тогда не раз приходили слова моих знакомых оленеводов: «С твоими оленями ты недалеко уйдешь. Изголодавшись, они откажутся идти. Тебе надо заменить их дня через два или три». Но, к несчастью, стойбища на пути я не встретил. И в это утро я прекрасно понимал, что сил у коренного оленя больше нет, когда же он внезапно упал на месте, я подумал об ударе судьбы. Десять раз он поднимался в ответ на мои мольбы – и падал снова. Нам нужно было добраться до какой-нибудь лачуги и переждать, пока он выздоровеет. Но ни одно из моих животных не дожило до этого. Изнуренные, они валились, чтобы больше не подняться.

Так из крайней нужды я внезапно попал в изобилие. Я и представить не мог, сколь сильным было и мое недоедание: эти килограммы мяса я проглатывал не в силах насытиться. Чувствовал ли я грусть, когда добивал своих оленей? Не буду говорить об этом. Законы Арктики безжалостны: когда человеку нужно выжить, у него пробуждается животный инстинкт, и он утрачивает всякую сентиментальность. Мое тело заставляло считаться с необходимостью: это мне нужно, чтобы кормиться, есть, пожирать.

«Остановись и заходи согреться. Ты можешь выспаться здесь, и у меня есть еда для тебя», – от этих простых слов Альберта сразу стало спокойно и хорошо. В ожидании ужина я принялся выдирать льдинки из своей бороды. Альберту 71 год, но он продолжает ловить рыбу и охотиться. Можно ли вообразить уединение, подобное тому, в котором находится Альберт? До ближайшей деревни не менее 200 километров!