Буренин Николай - Николай Евгеньевич Буренин «ПАМЯТНЫЕ ГОДЫ»

К тому времени “Харлам” перебрался в каморку к одному ремесленнику-маляру. Комнатка была малюсенькая, сырая, зато потолок и стены были расписаны хозяином не хуже любого дома в Помпее. Посредине комнаты стояла печка с протянутой к дымоходу железной трубой. Комнату нужно было регулярно топить, чтобы фрески не попортились.

Человеку в этой комнате было тепло и удобно, но “дяде” очень скверно. “Дядя” мокнул, раскисал и распространял такой едкий запах, что бедный “Харлам” постоянно ходил с головной болью. Кое-как протянув до лета, он перебрался в другую квартиру, хозяин которой уехал на дачу. Квартира была весьма надежной, в ней удалось быстро наладить приемный пункт всякого рода оружия, добытого главным образом на Сестрорецком заводе. Появились здесь подпольщики Фаня Черная, Магда Сулимова, Нина, Ольга Канины и много других. Среди них был и Иван Иванович Березин (“Илья”).

Однажды “Илья” причинил товарищам много хлопот. Он откуда-то переносил начиненные бомбы. Войдя в комнату, “Илья” стал “вытряхиваться” и рассказал, что его необъятный живот обратил на себя внимание, за ним увязались шпики. Пройдя несколько проходных дворов, он взял извозчика и как будто скрылся, но всё же сомневается, удалось ли ему окончательно замести след.

Уже приближался вечер, а бомбы девать было некуда. Оставалось вытащить запальники и ждать, а в случае обыска спустить бомбы в слепой пролет между стенами. Ночь провели тревожную, но утром товарищи, посмеявшись над собой, вновь принялись за работу.

“Харлам” и его товарищи очень искусно переносили винтовки. Они пропускали их под брюки вдоль ноги. Конечно, передвигаться с винтовкой было не так просто. Особенно неудобно было подниматься по лестнице или садиться на извозчика, если в этом возникала надобность.

Тесную связь поддерживал “Харлам” с одним из активных участников нашей подпольной работы - Сашей Волковысским, племянником барона Гинцбурга. Саша жил в особняке своего дяди, на одной из линий Васильевского острова, на верхнем этаже, в комнатах, очевидно раньше предназначавшихся для прислуги. Удобны были эти комнаты тем, что имели отдельный ход. Там-то наши товарищи и устроили экспедиционный пункт для рассылки подпольных листовок в почтовых письмах и бандеролях. Литературу заклеивали в конверты, опускали в почтовые ящики и отправляли по определенным адресам.

Тем, кто участвовал в деятельности Боевой технической группы, не рекомендовалось вести агитационную работу. Но “Харлам” нарушал эти правила. Он выступал на одном из военных заводов на Выборгской стороне во время кампании по выборам в Государственную думу. “Харлам” вел также агитацию на фабрике Чешера, руководил кружками.

Первого мая “Харлам” отправился на массовку, которая проводилась на Богословском кладбище на Выборгской стороне. Сюда нагрянули казаки, конные городовые. Они стали разгонять участников маевки. Часть рабочих разбежалась, но некоторые остались, среди них и “Харлам”. Шагах в двадцати впереди “Харлам” увидел двух городовых, стрелявших в безоружную толпу. Он прицелился, выстрелил и сшиб одного городового, затем бросился к болоту и побежал через кусты. Но городовые оцепили болото и стали его обстреливать. Окруженный городовыми, “Харлам” выстрелил в себя и упал без сознания. Вызванный врач признал, что с минуты на минуту должна наступить смерть. Однако “Харлам” вскоре очнулся. Какая-то женщина дала ему напиться. Фельдшерице, которая его перевязывала, “Харлам” успел шепнуть адрес сестры, попросил предупредить ее, рассказать ей о том, что произошло. Фельдшерица выполнила просьбу “Харлама”.

Полиция увезла его в тюремную больницу, где выяснилось, что пуля прошла на несколько миллиметров ниже сердца и застряла в диафрагме.

Несмотря на тяжелое состояние, “Харлам” трое суток не называл своей фамилии. Следователь, жандармский ротмистр, ни угрозами, ни уговорами не мог добиться от него подробных показаний. Положение “Харлама” было чрезвычайно серьезно, ему угрожала смерть. Следователь подослал к нему священника, намереваясь с его помощью что-либо выведать. Но хитрый батя ничего не добился. “Харлам” молчал.

Железное здоровье всё-таки победило. “Харлам” поднялся. Дело его было передано в военно-полевой суд. “Харламу” угрожала смертная казнь через повешенье. Но ему повезло. Судьи попались сравнительно либеральные. Председатель суда генерал-майор Кириллов сам только что пострадал: был арестован его сын (бежавший впоследствии за границу). Защищал “Харлама” известный адвокат Александр Сергеевич Зарудный. Он произнес блестящую речь, доказывал, что подсудимый, видя действия пьяных городовых, открывших огонь по безоружной толпе, сам стрелял в состоянии аффекта с целью самообороны. Суд вынес решение о заключении “Харлама” в крепость.

Сохранилось письмо А. С. Зарудного, полученное “Харламом” в тюрьме. Вот несколько строк из этого письма:

“Я вас видел всего несколько мгновений вашей жизни, но это были такие мгновения, в течение которых человек узнается лучше, чем при других условиях в течение многих лет. В эти страшные для вас минуты (теперь я решаюсь называть вещи своими именами) вы проявили такое мужество, силу воли, ясность души и сердечность по отношению к окружающим вас людям, которые заставили меня восхищаться вами и полюбить вас от души.

Я никогда вас не забуду и очень хотел бы, чтобы и вы сохранили меня в своей памяти”.

“Харлам” просидел в крепости три с половиной года, оттуда был переведен в тюрьму “Кресты”. Затем прошел через ряд тюрем - пересыльную, воронежскую - и наконец попал в город Бобров, где и отбывал приговор в одиночной камере.

Еще в 1902 году, когда я только начинал подпольную работу, мне пришлось встретить на одной из наших явочных квартир девушку, внешность которой не могла не обратить на себя внимания. Была эта девушка высокой, стройной, с черными, жгучими глазами, как-то особенно блестевшими под густыми бровями. Когда я увидел ее, мне хотелось сказать: “Не конспиративно, товарищ, иметь такое лицо”.

Впрочем, с другой стороны, эта внешность помогала ей. Одетая изящно, с большим вкусом, но скромно, во всё черное, она имела вид светской барышни из высшего круга. Никто не мог заподозрить, что она всю себя отдает революционному движению, является фанатиком своего дела. Царские ищейки проходили мимо нее, не подозревая, что она может быть причастна к революционной работе.

Я рассказываю о Лидии Христофоровне Гоби (партийная кличка “Ирина Петровна”), дочери известного ботаника, профессора Петербургского университета Христофора Яковлевича Гоби. Она была одной из видных представительниц нашего подполья. Одно время Лидия Христофоровна ведала всей техникой при Петербургском комитете партии. Мы широко пользовались ее дачей в Пики-Руках, под Выборгом. Место это было очень удобное и безопасное. Здесь останавливался в один из своих приездов Владимир Ильич Ленин.