Буренин Николай - Николай Евгеньевич Буренин «ПАМЯТНЫЕ ГОДЫ»

Прошло несколько дней после нападения на банк. Город по-прежнему кишел шпионами, обыски проводились повсюду, вагоны отъезжавших из Гельсингфорса поездов были наводнены сыщиками. “Бобису” удалось, однако, перебраться в Таммерфорс. Я в это время устраивал в Таммерфорсе концерт в пользу политических эмигрантов с участием молодых петербургских артистов Л. Я. Липковской и В. Л. Войтенко. Одним из главных номеров программы была знаменитая ария с колокольчиками из оперы Делиба “Лакме”. Липковская ее пела особенно хорошо. Я ей аккомпанировал.

Перед самым выходом на эстраду ко мне подошел Вальтер Шеберг и сообщил, что в театре находится бежавший из Гельсингфорса товарищ, которого проследили сыщики и полиция.

Я совершенно растерялся, не знал, куда спрятать товарища. Это был “Бобис”. Невольный свидетель моей встречи с “Бобисом”, В. Л. Войтенко не раз говорил мне, как он был поражен тем, что этот товарищ главным образом торопился передать мне порученное ему дело, выполнить революционную свою задачу, ничуть не волнуясь о своей судьбе. Я же рассовывал по карманам переданные им бумаги, с отчаянием думая, куда мне деть “Бобиса”, где спрятать его. Наконец меня осенила блестящая мысль: есть проход на сцену, в суфлерскую будку, и так как у нас не спектакль, а концерт, то там никого нет. Мы с Шебергом чем-то отвлекли внимание окружавшей нас публики, а “Бобис” проник под сцену, где и скрылся, притаившись как раз под тем местом, на котором мы с Липковской должны были выступать.

Липковскую встретили, громом аплодисментов. У меня же пол горел под ногами, и что я вытворял вместо аккомпанемента-не помню. В публике никто, конечно, и думать не мог, что под эстрадой, как загнанный зверь в западне, сидит человек, а вокруг театра ходят ищейки, готовые наброситься на него и схватить. После концерта, когда артистов окружила толпа, мы незаметно вывели “Бобиса” из его убежища и скрыли в надежном месте.

Вскоре “жгучий брюнет” уже был за границей. Под именем Эжена Пьера он вместе с М. М. Литвиновым закупал в Германии и Дании оружие, которое отправлял в Россию для боевых дружин.

Уже гораздо позднее я виделся с ним в Петербурге, и мы вспоминали наши встречи в Финляндии.

Описывая жизнь большевистского подполья и работавших в нем товарищей, не могу не вспомнить Александра Михайловича Игнатьева (партийная кличка его была “Григорий Иванович”).

Александр Михайлович вступил в Боевую техническую группу в 1905 году, вскоре после ее создания, и участвовал в ее работе до самой ликвидации группы. Это был настоящий, прирожденный боевик. Именно такие люди нужны были для той новой работы, которую мы развертывали с начала 1905 года.

Характер Александра Михайловича Игнатьева сформировался под влиянием его отца Михаила Александровича - человека незаурядного, заслужившего любовь и уважение всех, кто с ним сталкивался. “Быть полезным своей Родине” - таков был девиз Михаила Александровича. Этот же девиз он стремился сделать обязательным и для своей семьи. Особой его любовью пользовался сын Шура, в котором он видел много свойств своего характера.

Михаил Александрович окончил с отличием Медицинскую академию. Ему прочили большую будущность как химику, уговаривали стать специалистом в этой области. Но он от всего отказался и поступил в отряд генерала Гурко, с которым в 1877 году проделал всю русско-турецкую кампанию. Попутно он вел и научную работу, сразу был прикомандирован к Медикохирургической академии для научно-практического усовершенствования, защитил диссертацию и получил звание магистра ветеринарных наук.

Михаил Александрович основал в Петербурге первую в России станцию микроскопического исследования мяса и Городской мясной патологический музей. Этот музей впоследствии сослужил большую службу нашей подпольной революционной работе. Его муляжи мы нередко использовывали для хранения документов и оружия.

А. М. Игнатьев («Григорий Иванович»).

В связи с этим мне вспоминается такой любопытный случай. В мясном патологическом музее работала художница Афанасия Леонидовна Шмидт, принимавшая в 1905 году участие в деятельности Боевой технической группы (партийная кличка А. Л. Шмидт-“Фаня Беленькая”).

“Фаня Беленькая” делала муляжи (модели) мяса животных и птиц, а также продуктов, изготовлявшихся из них. Изготовлялись модели из особого материала, изобретенного “Фаней”, причем делала она их очень искусно. На выставке в Дрездене “Фаня” получила за свои изделия почетный диплом, а на выставке в Петербурге - золотую медаль. В муляжи “Фаня” очень ловко прятала документы и оружие, заливая их в общую массу. Однажды “Фане” принесли револьвер, который нужно было тщательно спрятать. Она вложила револьвер в модель окорока ветчины. Когда впоследствии отбирали экспонаты для выставки в Дрездене, М. А. Игнатьев, ничего не знавший о револьвере, взял в руки окорок и пришел в восторг:

“Ведь и по весу он совершенно верен, дайте-ка весы!” Весы подали, и оказалось, что муляж по весу равен настоящему окороку.

“Фаня” очень смутилась и забеспокоилась, пытаясь доказать, что муляж еще не готов, что его надо исправить. Но ее уговоры не подействовали. В отсутствие “Фани” окорок запаковали в ящик, заштемпелевали и отправили. Она всё время очень тревожилась, но экспонат, пробыв положенное время на выставке в Дрездене, возвратился обратно цел и невредим, вместе с помещенным в нем револьвером.

“Окорок”, в который был заключен револьвер, сейчас хранится в Музее Великой Октябрьской социалистической революции в Ленинграде.

Михаил Александрович Игнатьев занимал крупный пост чиновника особых поручений пятого класса. Но своим высоким положением он тяготился, в высших чопорных кругах чувствовал себя плохо и тянулся к простым людям.

У Игнатьевых было на территории Финляндии, на Карельском перешейке, перешедшее семье по наследству имение Ахи-Ярви. Когда наступало лето, Михаил Александрович говорил сыну Александру:

- Шурочка, пригласи к нам в Ахи-Ярви бедных студентов, пусть отдохнут.

Под видом отдыхающих “бедных студентов” здесь летом жили и работали наши товарищи подпольщики. Это не было секретом для Михаила Александровича. Он прекрасно понимал,

чем занимается его сын, относился к этому сочувственно, хотя и делал вид, что ничего не знает. Впрочем, в очень узком кругу Михаил Александрович говорил:

- Если бы у меня не было семьи, я, как и Шура, окунулся бы в подпольную работу.

Когда сын уезжал и долго не возвращался, Михаил Александрович очень волновался, опасаясь ареста Александра. Однажды Александр Михайлович уехал из имения по очень ответственному и опасному делу, связанному с добыванием динамита, и пропадал несколько дней. Возвращался он в поезде вместе с товарищами финнами.Они знали его только по кличке “Григорий Иванович”, так и величали его. Вдруг в переполненный вагон вошел Михаил Александрович, увидел сына, обрадовался и ляпнул на весь вагон: