Буренин Николай - Николай Евгеньевич Буренин «ПАМЯТНЫЕ ГОДЫ»

- Чем же странная? Всё известно, напечатано и безусловно разрешено к исполнению.

- Так-то оно так, но всё у вас очень тенденциозно.

- Ну, что вы! Это вам просто показалось. Правда, у нас не было ни армянских, ни еврейских анекдотов. Были классическая музыка, романсы, стихи Кольцова, Некрасова, Пушкина, был Гоголь. И видите, как хорошо всё это воспринимала аудитория.

Этот разговор не предвещал ничего хорошего. Ясно было, что администрация лазарета насторожилась, и работать будет трудно.

Всё-таки договариваемся о втором концерте. Он посвящен произведениям И. С. Никитина.

Конечно, включаем в программу прежде всего такие произведения, которые ярче всего отражают революционно-демократическую сторону в творчестве поэта, проникнуты гневным протестом против бесправия и нищеты: “Дневник семинариста”, “Портной”, “Вырыта заступом яма глубокая”, “Ах ты, бедность горемычная”, “Хозяин” и другие.

Опять - огромный успех у раненых. Администрация еще больше настораживается.

В программу следующего тематического концерта включаем отрывки из произведений Н. В. Гоголя и сказку М. Е. Салтыкова-Щедрина “Как мужик двух генералов прокормил”.

Так мы провели несколько концертов, но в один прекрасный день администрация лазарета заявила нам:

- Мы вас очень благодарим за ваши концерты, но, к сожалению, в дальнейшем услугами общества больше пользоваться не можем.

Вскоре удалось узнать и подоплеку этого отказа. Оказывается, поступило секретное предписание штаба военного округа: “В Петербурге организовалась группа артистов во главе с писателем М. Горьким, которая ведет антиправительственную и антипатриотическую агитацию с помощью концертов в госпиталях. Категорически предлагается не допускать эту группу в госпитали”.

Так оборвалась музыкально-просветительная деятельность нашего общества среди раненых солдат. Может быть, многое нам сделать и не удалось, но наши концерты в какой-то степени также содействовали антимилитаристской пропаганде, разоблачению истинных целей империалистической войны.

Лишенные доступа в военные госпитали, мы продолжали проводить концерты, литературно-музыкальные вечера, ставить спектакли в рабочих районах Петербурга. Неоценимого помощника приобрели мы в лице Марии Федоровны Андреевой. По ее инициативе общество поставило несколько спектаклей в театре Путиловского завода. Ставили мы пьесы А. Н. Островского “Сердце не камень”, “Без вины виноватые”, пьесу Е. П. Карпова “Рабочая слободка”. М. Ф. Андреева не только помогала ставить эти спектакли, но и участвовала в них в качестве исполнительницы главных ролей. Это, конечно, содействовало успеху спектаклей. Очень охотно посещали рабочие наши вечера, посвященные творчеству великих русских писателей.

Наблюдая за нашими слушателями и зрителями, мы всё больше убеждались в том, как растет в рабочей массе ненависть к самодержавию, к империалистической войне.

В 1916 году в зале Тенишевского училища состоялся литературно-музыкальный вечер с участием А. М. Горького. Когда Алексей Максимович вышел на сцену, раздались громкие аплодисменты. Внимательно слушала аудитория любимого писателя. Представители полиции следили за каждым словом Горького, ожидая первого повода, для того чтобы придраться к чему-либо и сорвать вечер. Но Алексей Максимович был настороже. Вот он заканчивает свое выступление: “Итак, товарищи, да здравствует…” Полицейский встает. Но Горький хитро улыбается: “Итак, товарищи, да здравствует… сами знаете что”.

В зале звучат хлопки, одобрительныйсмех .Собравшиеся устраивают Горькому шумную овацию. По окончании вечера он выходит на лестницу, где его снова бурно приветствуют люди, заполнившие все проходы. Взволнованный горячей встречей, оказанной ему рабочими, Горький поднимает руку и в наступившей тишине говорит своим окающим баском:

- Поберегите, товарищи, свою энергию для более важных дел. Они могут скоро наступить.

Эти слова вызывают еще более оглушительные аплодисменты.

Нередко во время концертов, устраиваемых Обществом изящных искусств, назначались партийные явки, собирались большевики-подпольщики. Такие совещания проводились и под видом репетиций. Кроме того, значительная часть средств с платных концертов шла в большевистскую партийную кассу.

С. Полесъев

Мне довелось часто видеть Николая Евгеньевича Буренина в последние годы его жизни, подолгу беседовать с ним, быть свидетелем его многочисленных встреч с молодежью. Я помню, как затихала взволнованная аудитория, когда этот седой человек с усталым лицом начинал свою неторопливую речь.

Однажды студенты попросили Буренина рассказать о каком-нибудь дне, особенно запечатлевшемся в его памяти. Николай Евгеньевич задумался. И вспомнил далекий-далекий осенний день, перрон Финляндского вокзала, квартиру на Можайской улице.

…8 ноября 1905 года Владимир Ильич вернулся в Петербург из Женевы. О его предстоящем приезде знали только несколько человек, члены Центрального Комитета. Но и они не могли встретить Ленина на вокзале, надо было строго соблюдать требования конспирации.

Когда Владимир Ильич вышел на перрон, к нему шагнул, крепко пожал ему руку одетый с иголочки, весьма респектабельный господин Ленин сразу узнал его:

- Здравствуйте, Герман Федорович. Очень рад вас видеть. В Питере встречаться приятнее, чем в Женеве.

Вместе они вышли на площадь, сели в пролетку и направились в сторону Невского. Пролетка остановилась на тихой Можайской улице, у дома номер восемь. Сопровождаемый “Германом Федоровичем”, Ленин вошел в мрачноватый подъезд, поднялся на четвертый этаж.

Навсегда запомнил “Герман Федорович” эти минуты, проведенные с Лениным. Он едва успевал отвечать на вопросы Владимира Ильича, рассказывал о стачке на Семянниковском, о волнениях на Ижорском, о новой забастовке на Балтийском. Ленин жадно слушал. Он был счастлив, что вырвался из постылой эмиграции, из “проклятого женевского далека” в кипящий, революционный Питер.

В доме на Можайской жила сестра “Германа Федоровича”. От политики она была далека, но с детских лет питала горячую привязанность к брату и готова была оказать ему любую услугу. В ее квартире хранилась нелегальная литература, встречались большевики-подпольщики.

“Герман Федорович”, “Герман”, “Виктор Петрович”, “Том”, “Борис Иванович”… Таковы были конспиративные имена Николая Евгеньевича Буренина, человека необычной и яркой судьбы, профессионального революционера, активного работника большевистской партии.

Незадолго до смерти Буренина его навестила Елена Дмитриевна Стасова, приехавшая на несколько дней из Москвы в Ленинград. Они встретились в квартире на Рузовской улице, где