Игорь Дуэль - Судьба фантастической гипотезы

«Соображение по ходу» Сорохтина:

«Во-первых, тяжёлые породы мантии не могут подняться в виде расплавов выше поверхности лёгкой континентальной коры (Архимед не велит), во-вторых, при внедрении мантийных пород в континентальную кору её уровень в первом приближении вообще не должен меняться, при внедрении же базальтов в континентальную кору её поверхность будет только подниматься (на каждый километр внедрившихся базальтов подъём поверхности континентальной коры будет достигать примерно 100–200 метров). Помимо закона Архимеда, идея базификации континентальной коры нарушает и ряд других чётко установленных геохимических закономерностей».

Надо сказать, что под флагом фиксизма никогда не собиралось единое могучее войско. Многим специалистам всегда казалось, что концепция эта в избытке содержит произвольные допущения. Ну, скажем, две трети начальной коры утонули в мантии. Для этого нужно, чтобы их покрыл слой тяжёлых глубинных пород толщиной в несколько десятков километров, между тем породы эти сравнительно редко встречаются на поверхности нынешних континентов. Все эти толстенные глыбы-«утопленники», вовсе не похожие на воск, должны были ещё в мантии растопиться. Но глубины трудно представить в виде столь мощной мартеновской печи — источники тепла, обнаруженные здесь, были для такого дела явно слабоваты.

Впрочем, фиксисты всегда подчёркивали свою чисто континентальную «родословную», объявляли себя во всевозможных дискуссиях полномочными представителями старой доброй материковой геологии, именно той самой, что недавно была вооружена только геологическим молотком да парой крепких ботинок. На эту особенность делал упор в своём докладе и Белоусов. Потому некоторые неувязки в океанской теме снисходительно настроенные учёные готовы были им простить. Однако и само право фиксизма быть единоличным представителем того направления науки, что изучало сушу, постоянно подвергалось сомнению. Ибо в своих попытках объяснить такие загадки материков, как разбросанные весьма далеко друг от друга следы оледенений в Южном полушарии или сходство окраин континентов, разделённых океанами, фиксисты практически не добавили ничего нового по сравнению с теми соображениями, что высказали сторонники «мостов суши». А ведь мы помним, Альфред Вегенер весьма убедительно показал, сколь неосновательны в этих вопросах суждения «мостовиков». Он же ввёл в науку ещё одно жёсткое требование: всякая теория, берущаяся объяснить формирование лика Земли, должна представить объяснение данным о расселении по планете различных видов животных в давние эпохи и ныне.

Мало того, как мы уже поминали, фиксисты позднее смело отбросили результаты исследований палеомагнитологов на суше, сочтя их выводы недостаточно обоснованными.

Как говорится, куда ни кинь — повсюду клин: изъянов в этой концепции с самого начала обнаружилось великое множество. Но чем же в таком случае фиксизм смог завоевать многие умы в момент своего рождения на свет? Почему и ныне находит сторонников?

«Соображение по ходу» Сорохтина:

«Фиксизм как научное направление к началу 70-х годов потерял лидерство во многих странах; к середине 70-х годов он потерял лидерство и у нас».

Думается, здесь едва ли не главное — психологическая подоплёка. Наука лишь «из прекрасного далёка» выглядит строго рациональной, управляемой одними законами логики. Таков характер её идеальной продукции. Сама же эта сфера деятельности, как и прочие, подвержена всем оттенкам эмоций. И думается, именно эмоции-то и определили успех фиксизма, хотя, конечно, его сторонники вряд ли об этом подозревали. Мало того, думаю, всеми путями попытаются отвергнуть такое суждение.

Дело же, представляется, было так. Взлёт популярности идеи дрейфа в первое десятилетие после выхода книги Вегенера породил самые смелые надежды в научных кругах. Иные специалисты явно поверили, что на сей раз формирование лика Земли получило полное и вечное объяснение. То был взрыв положительных эмоций. Когда же столь больших надежд мобилизм не оправдал, многие очень рассердились на него. На этом-то фоне отрицательных эмоций и выросло течение, главным в котором был полный отказ от всякого рода горизонтальных движений. По сути дела, именно вот такая решительность в отвержении прежнего властителя дум всегда была в этом течении главной. Зеркальная противоположность мобилизму породила и само странно звучащее его имя. Ведь слово «фиксизм» только и обретает смысл как антоним мобилизму, оно как бы сразу ставит сторонников направления в позу людей, обороняющихся от приверженцев идеи дрейфа. Вне этой антитезы странно было бы именовать так специалистов, отстаивающих приоритет вертикальных движений земной коры. Их логичнее было бы назвать «вертикалистами». Однако вошёл в оборот именно термин «фиксизм», как бы уполномоченный заявить: в нашей концепции материки уж во всяком случае по планете не бродят.

Но такое объяснение успеха фиксизма явно недостаточно. Был и ещё один чрезвычайно важный момент во взаимоотношениях любых концепций того периода, когда пал престиж идеи дрейфа. Как бы ни изгонялся тогда из науки мобилизм, одно его положение (причём важнейшее), несмотря на всю хулу в адрес Вегенера, было взято на вооружение. Оно гласило, что существует принципиальное отличие между двумя типами коры: в материковой есть гранитный и базальтовый слои, океаническая состоит только из базальтового. Это фиксизм смело брался объяснить. По его понятиям, первичная материковая кора погребена под более молодым базальтовым слоем. И вот за такую антимобилистскую трактовку чисто мобилистского положения многим учёным и пришлась по душе концепция фиксизма. Она позволяла выставить за порог науки все «зловредные» идеи Вегенера, незаметно сохранив при том едва ли не самую главную и ценную.

«Соображение по ходу» Сорохтина:

«Правда, ценой нарушения закона Архимеда в его школьной постановке».

Да и всё последующее существование фиксизма, когда стал снова расти авторитет идеи дрейфа, тоже было как бы несамостоятельным. Роль его состояла в негативности по отношению к мобилизму, в постоянной критике тех его сторонников, кто слишком торопился с выводами. Фиксисты всякий раз демонстрировали, что факты, добытые в экспедициях и получавшие, как правило, сразу же мобилистскую трактовку, можно толковать и с иных позиций. А это заставляло сторонников горизонтального движения быть более строгими в своих построениях, искать более точных и убедительных доказательств.

Собственно, вне реакции на мобилизм практически не возникла ни одна идея фиксистов в последние десятилетия. И если о развитии мобилизма вполне можно рассказать, не упоминая про фиксизм, то попытка выстроить самостоятельную линию развития фиксизма без упоминаний о мобилизме вряд ли приведёт к успеху.