Федор Раззаков - Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972

Но вернемся к фильму «Добро пожаловать...».

Высокие цензоры очухались слишком поздно: когда фильм был уже полностью смонтирован. На просмотре в Госкино один из тамошних чиновников – человек с венгерской фамилией Сегеди – поставил точный диагноз фильму: «Нормальная антисоветская картина». Однако если в Госкино эта реплика была встречена без всякого энтузиазма, то на самом «Мосфильме» царил чуть ли не национальный праздник. И это при том, что буквально на днях власть всерьез озаботилась обстановкой на главной киностудии страны и указала его работникам на их идеологические промахи: в феврале 1964 годасвет увидело постановление ЦК КПСС «О работе киностудии „Мосфильм“, а в июнесостоялось собрание актива работников кино в связи с этим постановлением, где мосфильмовцы клялись в своей верности действующей власти. Но история с фильмом «Добро пожаловать...» наглядно продемонстрировала, что эти клятвы на киностудии разделяют далеко не все. Даже мэтры советского кинематографа оказались под впечатлением тех «фиг», которыми Климов буквально нашпиговал свою картину. Видимо, сами мэтры на подобное были уже неспособны (то ли из-за страха, то ли из-за творческой немощи), поэтому творение начинающего режиссера встретили с огромным воодушевлением, а иные из них даже... коленопреклоненно. Вот как об этом вспоминал сам Э. Климов:

«Вдруг в моей квартире раздался телефонный звонок. В трубке восторженный патетический голос, почти вопль – Марк Донской: «Элем, это ты? Я говорю с тобой, стоя на коленях! Мы только что посмотрели здесь в Болшево (в Доме творчества кинематографистов. – Ф. Р.) твой гениальный фильм. Послали тебе телеграмму. Немедленно приезжай!»

Потом трубку берет Сергей Юткевич, говорит уже более спокойно: «Элем, дорогой, Марк прав. У вас прекрасная картина. Приезжайте скорее в Болшево, мы вас все очень ждем!»

Мы с Ларисой (жена Климова режиссер Лариса Шепитько. – Ф. Р.) приехали в Болшево на электричке. Подходим к Дому творчества. Высыпает толпа сплошных классиков. Меня обнимают, поздравляют. Полный фурор!

Приехал Пырьев. Ему наперебой начинают рассказывать про мою картину. Он не выдерживает: «Все. Иду смотреть». – «И мы пойдем! По второму разу...». Все снова спускаются в зал. Картина идет «на ура». Хохот беспрерывный. Пырьев просто катается по полу.

Кончился просмотр, идем в столовую обедать. Вдруг несут огромный торт. Марк Донской заказал в нашу честь. Мы с Ларисой режем этот торт, разносим по столам. Ну, просто праздник души! Одно только неведомо – чего это вдруг так сказочно все переменилось?

Вскоре узнаем: оказывается, перед майскими праздниками наш «антихрущевский» фильм у себя на даче посмотрел Хрущев. И будто бы смеялся, и будто бы даже похвалил. И ничего «такого» не узрел.

Тут же у меня обнаружилась масса благодетелей, о существовании которых я даже не подозревал. Сначала Кулиджанов дал мне понять, что это именно он, выбрав удачный момент, переправил картину Хрущеву. А вскоре у меня состоялась первая встреча с Ермашом (тот, как мы помним, возглавлял сектор кино в Идеологическом отделе ЦК КПСС. – Ф. Р.), нашим будущим министром. Во дворе «Мосфильма» он подошел ко мне, поздравил с картиной и тут же доверительно сообщил, что это он, улучив наилучший момент, показал ее нашему генсеку...»

Повторюсь, что фильм «Добро пожаловать...» – картина очень талантливая. И если смотреть ее глазами ребенка (а Хрущев, судя по всему, именно такими глазами ее и смотрел), то она воспринимается исключительно как веселая и бесхитростная комедия про то, как находчивые дети ловко водят за нос начальника-бюрократа. Однако любители всяческих аллюзий смотрели эту картину уже иными глазами и ценили в ней именно это: как хитро эти аллюзии были вкраплены в невинный сюжет про детский пионерлагерь. Вот почему «Добро пожаловать...» можно смело назвать одним из самых первых диссидентских фильмов советского кинематографа. И здесь важно именно это, а не то, что в прокате-65 он собрал не самую большую аудиторию – всего 13 миллионов 400 тысяч зрителей: кому надо, те прекрасно все поняли.

Между тем одновременно с «Добро пожаловать...» на «Мосфильме» выпускалась еще одна картина режиссера из поколения Элема Климова, которая вызовет не меньший резонанс, чем климовская. Речь идет о фильме Алексея Салтыкова «Председатель». Несмотря на то что Салтыков был на год младше Климова, однако в кино он пришел на три года раньше (Климов до ВГИКа учился еще в МАИ). В отличие от Климова Салтыков к «золотой молодежи» не принадлежал, кроме этого, у них были разные учителя: Салтыков учился у Сергея Герасимова, который по своим воззрениям был державником, а Климов – у либерала Ефима Дзигана (прославился фильмами «Мы из Кронштадта», «Джамбул», «Пролог»). Поэтому творческое мировоззрение молодых режиссеров было разным. Если Климов еще с диплома ударился в «бытовуху» (неосуществленный фильм «Все на карнавал»), а свой дебютный фильм снял в жанре сатирической комедии, то Салтыков начал с героических фильмов для детей и юношества: «Друг мой, Колька!» (с А. Миттой) и «Бей, барабан!». Однако в 1963 годуСалтыков решил снять свой первый «взрослый» фильм «Председатель», основой для которого послужила повесть Юрия Нагибина «Страницы жизни Трубникова».

Речь в ней шла о становлении советской послевоенной деревни. За послевоенные годы в советском кино было снято много фильмов на деревенскую тему, однако все они избегали впрямую говорить о трудностях послевоенных лет, ограничиваясь в основном светлыми сторонами действительности. Поэтому если кто-то и брался за отражение этой темы средствами кинематографа, то это были исключительно красивые истории, где деревенская жизнь либо пышно приукрашивалась («Кубанские казаки», «Кавалер Золотой звезды» и др.), либо изрядно романтизировалась («Дело было в Пенькове», «Отчий дом» и др.). Салтыков решил эту традицию нарушить – снять кино из разряда «без котурнов». По сути это была та же героика, но с большим уклоном в «бытовуху». Как вспоминает исполнитель главной роли в картине Михаил Ульянов:

«До „Председателя“ о колхозах в кино рассказывали так, как это делали „Кубанские казаки“: этакая роскошная, сытая жизнь, и столы ломятся от яств. А тут у нас – что такое?! Разруха, неустроенность, бедность такая... Коров на пастбище выгнать не могут, ибо те просто уже не стоят на ногах от голода, их подымают на вожжах... У нас в картине потрясают бедность, уныние на пределе. У нас пахнет навозом, потом, кровью... Конечно, вызов, дерзость... Ни до, ни после – и очень долгое время! – подобного на экранах не было...»

Несмотря на всю «бытовуху», фильм Салтыкова можно смело назвать патриотическим. То есть целью его было не столько шокировать зрителя картинами трудностей, сколько показать, что даже в грязи и навозе могут рождаться герои, которые на голом энтузиазме вытягивают советскую полуразрушенную деревню за уши на божий свет. Как пишет все тот же М. Ульянов: