Федор Раззаков - Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972

Именно то, что «Чужие дети» могут стать ориентиром для многих молодых кинематографистов, больше всего и обеспокоило Герасимова, а с ним и официальных идеологов. И в этом была своя сермяжная правда. Подобное кино являлось открытым вызовом тому жизнеутверждающему и оптимистическому кинематографу, который был создан в Советском Союзе и который власти не собирались подменять другим – пессимистическим. И в своих выступлениях Герасимов не случайно подчеркивал, что под внешним правдоподобием прячется «худший род» кинематографической неправды – «бутафория копиизма», то есть «такой формы искусства, где автор обращается не к самой жизни как к первоисточнику вдохновения, а к полюбившимся ему образцам – будь то те же первоклассные итальянские неореалистические фильмы, вполне уместные и даже прогрессивные в своей социально-политической обстановке, или французские фильмы так называемой „новой волны“ с их густым интеллектуально-порнографическим соусом, будь то абстрактные попытки польских экстремистов».

Короче, Герасимов бросал прямой упрек постановщику фильма, что он оказался во власти чужого вкуса и чужих идей. И мэтр подводил убийственный итог своим рассуждениям следующими словами: «Таким образом своим полемическим успехом фильм „Чужие дети“ как лакмусовой бумажкой обнаружил в том или другом зрителе черты духовной слабости, непонимание нового социального мира, наступающего всей силой своих завоеваний на эгоистического одиночку...».

Большинство советских киноведов тогда поддержали Герасимова, хотя про многих из них можно было смело сказать, что они лукавят, вынужденно отдавая свой голос официальной точке зрения. Ведь открыто спорить с мэтром (а в его лице и с властью) было в те годы себе дороже. Хотя нашлись и смельчаки: например, добрые слова о фильме написала киновед Нея Зоркая, а на фестивале в Ташкенте в 1960 годуон был отмечен призом. Еще больше восторга картина вызвала за пределами своего отечества, где о нем были написаны десятки положительных откликов и он был удостоен нескольких престижных наград: в Поретте-Терме, Лондоне и др.

По иронии судьбы спустя почти тридцать лет другая картина Тенгиза Абуладзе – «Покаяние» – вновь станет поводом к дискуссии, причем еще более бурной, чем в случае с «Чужими детьми». И эта дискуссия взорвет не только киношную среду, но и все советское общество, приведя его в конечном итоге к краху. И встать на пути этого процесса уже никому не удастся, поскольку Сергея Герасимова не будет в живых, а остальных мэтров советского кинематографа господа киношные р-революционеры ничтоже сумняшеся скопом отправят в отставку на 5-м съезде СК. Однако истоки всех этих процессов будут лежать именно там, на рубеже 50-х годов, когда была сделана первая попытка еще не поменять, но хотя бы сдвинуть чуть-чуть в сторону вектор развития советского кинематографа.

После того как Советский Союз распался, либеральные киноведы вволю поизгалялись над его кинематографом (впрочем, этот процесс продолжается и поныне). Были написаны сотни статей, где магистральная линия советского кино – ставка на положительное, на героику трудовых и военных будней – была предана анафеме и удостоилась ярлыка «ложный героизм». Вот, например, что писал в середине 90-х годов киновед В. Трояновский:

«Государство с такими амбициозными целями, как советское, не могло бы долго продержаться, если бы постоянно не воспроизводило героический дух у своих сограждан. Главной продукцией страны были не пшеница, сталь или даже танки, а герои. Их „ковали“ фабрики, заводы, колхозы, школы, газеты и радио. Кино очень многое сделало, чтобы заселить сознание людей образами этих полубогов, живущих на земле, но отчасти уже и на небе. Недаром самым чистым воплощением мечты о героическом был авиатор. Любой усердный посетитель кинотеатра, особенно молодой, чувствовал себя счастливым, потому что его постоянно окружали герои и он был уверен, что когда-нибудь войдет в их число...».

Ничем не прикрытая ирония автора этих строк у нормальных людей может вызвать только одно чувство – недоумение. Чем плохо, что кинематограф делает ставку на положительных героев? Неужели лучше было бы, если бы в далекие 50-е годы по экранам советских кинотеатров разгуливали бы отвязные проститутки, безжалостные бандиты и коррумпированные партийные чиновники? Смогло бы в таком случае советское кино стать тем искусством, которое покорило весь мир, в том числе и западный? Сомневаюсь. Там этого добра – фильмов про бандитов и проституток – и так навалом. Вот почему, когда грянет горбачевская перестройка и молодая советская киноэлита бросится «догонять» Запад по части разного рода патологий и извращений, а опыт своих предшественников выбросит на свалку, все закончится для них крахом – постсоветское кино само окажется на обочине мирового кинопроцесса.

Но вернемся в конец 50-х годов.

По мере развития хрущевской «оттепели» продолжала свой крен в сторону западничества советская творческая интеллигенция, а также определенная часть молодежи, в основном из числа городской. И хотя в общей массе населения процент этих людей тогда был мизерным, однако в итоге они сыграют роль тех самых дрожжей, которые и приведут к горбачевской перестройке. Как напишет в своих мемуарах уже известный нам джазмен Алексей Козлов:

«Оглядываясь на те времена конца 50-х, осознаешь особенно ясно, какую ошибку совершила тогда Софья Власьевна (так мы называли советскую власть), устроив Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве летом 1957 года. Здесь, конечно, сыграла свою роль кратковременная эйфория хрущевской политики по разоблачению культа личности Сталина. Кроме того, власти недооценили всю силу последствий приоткрывания хоть на миг «железного занавеса», настолько они были уверены во всепобеждающей силе советской иделогии.

Первый прорыв к нам духа западной культуры был постепенно нейтрализован при помощи идеологических кампаний по борьбе с космополитизмом, низкопоклонством и т. п. Недавние друзья и соратники СССР и в первую очередь США были объявлены лютыми врагами, и еще при жизни Сталина советское общество было переориентировано и четко знало, с кем ему предстоит бороться в будущем и чья идеология ему не подходит. И свято верило в это. Мне кажется, что именно Фестиваль 1957 годастал началом краха советской системы. Процесс разложения коммунистического общества сделался после него необратимым. Фестиваль породил целое поколение диссидентов разной степени отчаянности и скрытности, от Вадима Делоне и Петра Якира до «внутренне эмигрировавших» интеллигентов с «фигой в кармане». С другой стороны, зародилось новое поколение партийно-комсомольских функционеров, приспособленцев с двойным дном, все понимающих изнутри, но внешне преданных системе...».