Хяртан Флёгстад - У-3

Капитан Хеллот силился дотянуться до рукоятки отстрела. Он не смог поднять руку достаточно высоко. Перегрузка была слишком велика. Он повел рукой вдоль края кресла, нащупывая запасную рукоятку. Кажется, поймал. Теперь или никогда. Другая рука протянулась к радиопульту, чтобы настроить его на нужную частоту. Большой палец нажал радиокнопку, и я услышал голос Алфика, далекий, неясный, на неправильной частоте, и он говорил без позывных — своих и моих, нащупывая рукоятки отстрела и истребления, переключатели и выключатели, дай мне совет и еще один и начерти карту по которой никогда не пройду сделаю твой последний шаг не отступай ни на дюйм когда все сорвалось и ты прорвался заметь себе это с хлеба на воду в любую погоду к ней от него из-под ног ушло ставь все на карту карты открой жизнь коротка кошке под хвост лови на слове держи меня в мыслях но не в мозгу сорви свое зло и банк сорви ставь жизнь на карту и пусть перебор так и должно чересчур тяжело чересчур далеко чересчур далеко нести и след в небесах и фьорд в моем каменном сердце и весла без лодки и без уключин приведи меня в дом привяжи меня к женщине свяжи нас в узел когда придет час и надеждам придет конец.

Алфик слышит шаги и видит отца в темном зеве подвала.

— Веселей шагай, — говорит отец, — если не хочешь отстать.

Через сад.

Отец — впереди с лестницей, которую он ставит нижним концом на землю, а верхним упирает в ствол под кроной самой высокой яблони. Алфик догоняет его, неся пустой ящик.

Яблоня сбросила незрелые плоды, а спелые они сорвали — все, какие можно было достать с земли. Остались яблоки только на самой макушке. Они берутся вдвоем за ствол и трясут. Два-три яблока проносятся мимо них и шлепаются на землю. И все, остальные держатся крепко, сколько ни раскачивают они ствол с шелестящей листвой. Делать нечего. Придется отцу лезть наверх. Алфик подает ящик, Август берет его одной рукой, держась второй за перекладину. И карабкается вверх, вдыхая пропитанный осенним холодком прозрачный воздух. Рослый, костистый, узловатый мужчина одолевает ступеньку за ступенькой. Воздух еще светел, но уже за окоемом притаились сумерки, сулящие темную ночь и острый холод.

Держа лестницу, Алфик смотрит, как отец шаг за шагом поднимается вверх, пробирается между ветвями до самого конца лестницы; видит, как он протягивает руку и срывает яблоки. Слышит, как плоды стучат по тоненьким доскам ящичного дна.

Яблоня, совсем старая, щетинится сломанными и обрезанными сучьями, кора покрыта паршой и плесенью, большое дупло залито гипсом, чтобы ствол выдерживал увешанную плодами крону. Август забрался в самую гущу, его почти и не видно за листьями. А он все продолжает подниматься. Все поднимается и поднимается, растет и растет, выше кроны, выше яблони, над ветвями и над листьями, выше дома и всего сада, до самого неба в памяти Алфика вздымается костистая фигура.

И вот уже, раскинув обе руки, отец парит в воздухе, ровно бумажный змей. Узловатое дерево медленно выпрямляется и вытягивается, становясь туго натянутой бечевкой, к которой привязан змей. А внизу на земле стоит мальчуган, стоит Алфик, сжимая бечевку потной рукой. Высоко в небесах на темных крыльях парит бумажным змеем Август, а у подножья дерева маленький мальчик стоит, не выпуская бечевку, не выпуская комель, который норовит оторваться от земли.

— Спустись! — слышит он собственный крик. — Спустись! Спустись!

И дергает тугую бечевку, дергает лестницу, комель, тянет двумя руками. И он справляется с задачей! Не зря старался. Август спускается через крону с ящиком в руках.

— Н-да, — говорит он, — не густо. Но все равно надо было сделать это. Лучше самим собрать яблоки, пока мороз их не сбросил.

Держа ящик на вытянутых руках, Август показывает его Алфику. И правда, не густо. Считай, только дно закрыто. А собрали все. Крона над ними пуста. Август ставит ящик на землю и берется за лестницу. Пятится от яблони, выжимая лестницу над головой, так что она ложится горизонтально в воздухе. Просовывает правое плечо в просвет между перекладинами, упирается ладонью в бедро. И несет лестницу к дому, пружиня ногами.

Алфик стоит и смотрит на полупустой ящик. Попробовать, что ли? Надо! Он берется за края и напрягается. Поднял! Получилось! И совсем даже не тяжело, ни капельки. Но ящик большой, а руки у Алфика короткие. Он ковыляет к подвалу, ступая ногами наугад.

— Оставь ты его!

Голос отца из подвального зева.

— Поставь ящик! — повторяет он уже не так громко и строго, когда Алфик равняется с ним. — Брось дерьмо это! Спину побереги!

Алфик ничего не видит и не слышит. Он весь напряжение, из глаз брызжут слезы, в ушах стучит кровь. Ноги подкашиваются, руки отваливаются, спина изогнулась дугой. Миновав отца, он спускается по трем ступенькам в подвал, проходит к котлу и грохает ящик на пол. Ноша больше не закрывает ему поле зрения. И он видит глаза матери.

Голос отца в разделяющей их тишине:

— Ну, ты молодцом!

Констанца опускает взгляд, наклоняется с ножом в руке над ящиком, берет яблоко и втыкает в него нож. Крупное тело ее словно вытесано тупым топором некоего деревенского мастера. Пальцы привычными движениями вырезают сердцевину яблока, снимают кожуру.

Август тоже спускается в подвал. Садится; глядя на него, садится и Алфик. Они смотрят на пальцы Констанцы. Лестница висит горизонтально на крючьях на стене дома. Август достает из ящика яблоко и протягивает сыну, берет одно и себе, вытирает о штанину, кусает и жует, наблюдая, как Констанца бросает очищенные яблоки в котел, а сердцевины — в мусор.

Большущий медный котел блестит надраенными боками. Констанца засыпает сахар, мешает длинным деревянным черпаком. Варево быстро вскипает, яблоки превращаются в сплошное горячее сладкое месиво. Дно котла уже не видно. Алфик открывает рот навстречу черпаку, который протянула ему Констанца, дует и пробует.

Обжигающая сладость во рту. Звук шагов на ступеньках за спиной. Август поднимается наверх, в дом. Воздухе подвале упоительно сладкий.

На ходу отец говорит, не оборачиваясь:

— Ты там поосторожней! Не обожгись. Хватишь горячего, будет худо.

Констанца кончает размешивать. Ей и Алфику слышны тяжелые шаги в комнате у них над головой.

Над урезом воды тут и там четким контуром вдоль окоема возвышаются круглые холмы. Море бороздят могучие волны. Чайки разгребают воздух тяжелыми взмахами. Белые космы морского тумана ползут внутрь страны над моренной равниной. Рейсовый самолет пронизывает облака над горами на востоке и разворачивается над отмелями, беря прицел на летную полосу.

Скотина на выгоне привычна к небесным телам и к гулу моторов. Коровки знай себе мычат и жуют жвачку, а овцы снуют в мелколесье на зеленом склоне, объедая свежие побеги на березах.