Александр Дугин - Элементы #9. Постмодерн

В дисциплинарных обществах человек постоянно начинает заново (от школы к баракам, от бараков к заводу). В обществах контроля, напротив, ничто никогда не кончается — корпорация, образовательная система, служба в армии являются метастабильными состояниями, которые могут сосуществовать друг с другом в рамках одной и той же модуляции, как универсальная система деформации. В «Процессе» Кафка, который уже осознавал самого себя на переходной границе между двумя типами социальных формаций, описал самые ужасные юридические формы. Временное оправдание дисциплинарных обществ (между двумя заключениями) и бесконечное откладывание рассмотрения дела в обществах контроля (в постоянных вариациях). Это два типа юридической жизни. И сегодня закон проявляет себя столь нерешительно именно потому, что мы находимся в кризисной фазе перехода от одной модели к другой. Дисциплинарные общества имеют два полюса: личная подпись, которая относится к индивидуальности и номер или (номер документа), который указывает его (или ее) позицию в массе .

Такая двойственность основана на том, что общества контроля не видят никакого противоречия между этими модальностями — власть одновременно и индивидуализирует и запрессовывает в массу, т. е. собирает подвластную субстанцию в единое тело, которым управляет, и вместе с тем отливает в законченную форму каждый индивидуальный фрагмент этого тела. (Фуко видел источник этой двойной заботы в пасторской власти священника, который надзирает над стадом как целым и вместе с тем за каждой овцой, а гражданское общество сделало из своей власти своего рода «светского» священника). В обществах контроля, с другой стороны, важны уже не подпись и номер, но код. Код — это пароль , тогда как дисциплинарные общества действуют в системе кличек (отражающих как интеграционный, так и резистентный аспекты). Цифровой язык обществ контроля основан на коде, который допускает вас к информации или отказывает вам в доступе. Мы больше не имеем дела с парой массаиндивидуум. Индивидуумы становятся «дивидуумами», а массы — сэмплами, данными, рынками и "банками". Возможно в области денег это различие проявляется ярче всего. Дисциплинарные общества связывают свою денежную систему с фиксированным эталоном, который рассматривает золото как цифровой стандарт. Общества контроля соотносят валюту с плавающим рейтингом обмена, модулируемым в соответствии со ставками, определяемыми сетью стандартных валют. Старый монетарный жадный крот — это животное "пространств заключения". Животное обществ контроля — это змея. Мы перешли от одного животного к другому, от крота к змее. Система, в которой мы живем — система змеи, но это затрагивает также и нашу манеру жить и наши отношения с другими. Дисциплинарный человек был дисконтинуальным производителем энергии. Человек контроля — волновой, орбитальный, постоянно пребывающий в сети. И поэтому повсюду серфинг [3] Серфинг — от английского surfing, surf, что дословно означает «скольжение». Прим. перев. вытесняет иные виды спорта .

Типы машин также легко соотносимы с каждым типом общества. Не то, чтобы машины определяли эти типы, тони лишь воплощают в себе социальные формы, производящие и использующие их. Старые властительные общества использовали простые машины — рычаги, тяги, часы. Более поздние дисциплинарные общества оснастили себя машинами, использующими энергию, что породило пассивную опасность энтропии и активную опасность саботажа. Общества контроля имеют дело с машинами третьего типа — с компьютерами, пассивная опасность которых — зависание, а активная — пиратство и внедрение вирусов. Эта технологическая эволюция отражает на более глубоком уровне мутацию капитализма. Хорошо знакомую нам мутацию, которая сводится к следующему: капитализм XIX века был капитализмом концентрации, концентрации товаров и собственности. Поэтому создается завод, как "пространство заключения", которым владеет капиталист, обладающий как непосредственно средствами производства, так и смежными пространствами, построенными [4] Латинское слово «individuum» означает «неделимый», а соответственно, «dividuum» будет означать «делимый». Прим. перев. по аналогии (семейными домами для рабочих, школами и т. д.). Рынки же завоевывались либо через специализацию, либо через колонизацию, либо через понижение себестоимости товаров. Но в настоящей ситуации капитализм более не вовлечен в производство, которое он часто предоставляет в ведение Третьего Мира, даже в случае сложных производств текстиля, металлургии или нефтепереработки. Этот капитализм является капитализмом высокоуровневого производства. Он более не покупает сырье и не перепродает законченные товары: он уже изначально покупает готовые товары и собранные части.

Он продает услуги и покупает стоки. Капитализм больше не занимается производством, он занимается готовой продукцией, ее сбытом или маркетингом. Капитализм отныне дисперсивен, распылен, а завод уступает место корпорации. Семья, школа, армия, завод более не являются сходными между собой типологически "пространствами заключения", которые ориентированы на выгоду собственника — государственной или частной власти. Они превращаются в кодированные фигуры (постоянно деформируемые и трансформируемые) единой корпорации, которая имеет держателей стока. Даже искусство оставило пределы "пространств заключения" (галерей) и вошло в открытую циркуляцию банков. Завоевание рынков происходит теперь через захват контроля, а не дисциплинированное обучение, через фиксацию обменных ставок, а не понижение стоимости товаров, через трансформацию продукции, а не специализацию производства. Коррупция повсюду возрастает с новой силой. Маркетинг становится центром или «душой» корпорации. Мы научены тому, что корпорация имеет душу, что является самой страшной мировой новостью. Рыночные операции отныне являются инструментом социального контроля, и именно они формируют бесстыдное племя наших хозяев. Контроль осуществляется через краткосрочные операции и молниеносные прибыли, но вместе с тем он непрерывен и безграничен. Дисциплинарные общества были, напротив, нацелены на долгосрочные проекты, действовали дисконтинуальными этапами, каждый из которых имел строгие границы. Человек отныне не человек-заключенный, но человек-должник. Одновременно остается верным и то, что капитализм поддерживает свой баланс постоянным, и из-за этого три четверти человечества живет в крайней нищете, а значит, они слишком бедны, чтобы быть должниками и слишком многочисленны, чтобы быть заключенными. Поэтому обществу контроля придется столкнуться не только с эрозией границ, но и с социальными взрывами в бедных кварталах и индустриальных гетто.