Юлия Монакова - Подвенечное сари. Русские девушки в объятиях Болливуда

Санни, понятное дело, начинает беспокоиться – ну, согласитесь, приятного мало, когда тебя поджидают с явной целью разбойного нападения и ограбления! А идти-то надо, не проторчишь же с этим лавочником весь день! Надо, стало быть, продумать пути отступления и средства обороны… Нет, ну вот зацените картинку, это нормально – стоит, понимаете ли, взрослый мужик на улице и боится пойти домой – чтобы его обезьяны не грабанули да еще и не покалечили, чего доброго?!

К счастью, спасение явилось неожиданно – мимо проезжала Киту на своем байке [35](кто забыл, Киту – это та самая девочка, которую я пыталась спасти от нежеланного брака путем переговоров с ее родителями – к слову, свадьбу отменили, предки Киту решили не идти наперекор дочкиному желанию). Она несчастного моего Саньку подобрала и до дома доставила в целости и сохранности.

А в следующий раз, когда Санни пойдет за фруктами, я ему дам с собой какую-нибудь здоровую палку…

Когда кто-нибудь из российских друзей меня спрашивает, как мне живется в Индии, я все время ною, что я жена какая-то… ненастоящая. До сих пор ничего толком не делаю по дому. Я уже писала о том, что, по индийским обычаям, первые месяцы после свадьбы жена вообще не должна заниматься НИКАКОЙ работой, только, стало быть, расслабляться и получать удовольствие. А я так не могу!!! Я, конечно, лентяйка еще та, но совесть-то у меня все же есть!

Ну да, право готовить чай и завтраки я отвоевала, мытье полов, вытирание пыли – тоже на мне… Но в остальном – ничего я не делаю! Ни-че-го! Не стираю, обеды-ужины не готовлю, не глажу, не там шью-вышиваю, по магазинам за продуктами не хожу…

Муж этой ситуацией забавляется. Видит, что я маюсь – чего бы по дому поделать? – и зовет меня:

– Джули, иди сюда, я нашел тебе занятие!..

Подхожу. Он торжественно протягивает мне свой мобильный телефон:

– Заряди его!..

Издевается, негодяй!..

Итак, в первые месяцы после свадьбы я вела жизнь безоблачную и бытом практически не замутненную. Готовить что-либо более серьезное и питательное, чем чай, бутерброды и яичницу на завтрак, мне было категорически не велено – как в фильме «Настя»: «Вам тут, девушка, делать нечего… Без вас, без вас! А вы гуляйте, веселитесь, развлекайтесь!..»

Вот я и «гуляла, веселилась, развлекалась», периодически глуша слабый голос совести, доносившийся из глубин подсознания: мол, Юленька, а не пора бы начинать учиться готовить настоящую индийскую еду? А? Сколько можно нагло пользоваться плодами чужого труда? Не обнаглела ли ты, дорогая, вконец? Я презрительно говорила этому совестливому внутреннему голосу «Ша!» и продолжала с упоением предаваться праздности.

К счастью, никто из индийского окружения в вину мне это не ставил, не осуждал, все были довольны уже тем, что я исправно кормлю мужа завтраком (пускай русским, а не индийским) да подаю гостям настоящий индийский чай (очень вкусный, по мнению всех тех, кого я угощала). Моя кухонька использовалась по назначению только раз в сутки – утром, во время приготовления завтрака, – и своим видом и содержанием ну ничем не напоминала настоящую индийскую кухню.

Время от времени я предпринимала слабые попытки проявить хоть какую-то кулинарную активность, предлагая золовке помочь ей с готовкой. В ответ на мои робкие просьбы она смотрела на меня как на дурочку и всплескивала руками:

– Ты что, с ума сошла? Какая готовка? Ты же только вышла замуж!!!

(О том, что «только-вышла-замуж» повторялось и спустя неделю, и месяц, и два месяца после свадьбы, история умалчивает.)

– Еще рано… Еще не время… Куда ты спешишь? Тебе не терпится нацепить этот хомут? Все успеешь, и готовить научишься, не торопись…

В общем, к священной корове, то бишь к кухне, меня и близко не подпускали, даже право помыть посуду после ужина отвоевывалось мной «потом и кровью».

– Да ты что?! – бурно протестовала золовка. – Сейчас же так жарко, а когда готовишь еду – особенно, как ты вынесешь это?!

И тут моя совесть все-таки взбунтовалась, сочтя, что «сейчас-же-так-жарко» – несерьезная отговорка, ибо жарко в Индии, как минимум, девять месяцев в году. Что же мне теперь – ждать, когда зима наступит?

Я нацепила на физиономию бронетанковое выражение и неумолимо последовала за Гульназкой в святая святых – на кухню, чтобы постигать, так сказать, азы кулинарии, сначала хотя бы в теории, а потом, даст Бог, и на практике… И это несмотря на то, что золовка пыталась меня оттуда выпроводить чуть ли не пинками (а драка на типичной индийской кухне – дело весьма героическое и трудновыполнимое, ибо размеры помещения не превышают какого-нибудь паршивого квадратного метра). Я сражалась, как тигрица, и все-таки отвоевала себе место под солнцем, то есть напротив плиты, после чего закрепилась там намертво – никакая сила не могла меня оттуда сдвинуть. Делать нечего – Гульназ, утирая горючие слезы и сетуя на мою баранью упертость, согласилась меня официально УЧИТЬ.

«Добро пожаловать в наши ряды, деточка!» Хе-хе-хе…

И я пожаловала…

Поначалу мне показалось, что я попала либо в музей, либо в камеру пыток, либо в цирк.

Потому что только в музее вы можете увидеть столько незнакомых и удивительных вещей одновременно! У меня даже голова закружилась от всевозможных баночек со специями, приправами, добавками и тому подобной мелочью.

И потому что только в камере пыток вам могут встретиться такие непонятные, устрашающие орудия и приспособления, предназначенные для того, чтобы со вкусом помучать человека и помочь ему хоть и медленно, но красиво издохнуть: какие-то жуткого вида изогнутые ножи с крючками на конце, камни, огромные черные щипцы-для-вырывания-по-меньшей-мере-ногтей-а-по-крайней-мере-зубов… Знакомого вида кастрюльки, ложки, чашки и сковородки на всем этом фоне выглядели жалко и ничуть не успокаивали.

И потому что только в цирке можно увидеть столько фокусов – ибо то, что моя золовка вытворяла со всеми этими хитроумными приспособлениями, специями, травами и вообще кучей непонятных и странных на вид продуктов, я иначе, чем фокусами, назвать не могла (например, как она голыми руками хватала лепешки роти со сковородки и переворачивала с одной стороны на другую).

И вот тут я поняла, что ПОПАЛАСЬ. Меня осенила страшная догадка – я никогда и ни за что на свете не смогу воспроизвести собственноручно все увиденное, и посему меня ожидает жизнь, покрытая тяжким, несмываемым позором. Воображение услужливо подсовывало картинку – я иду по улице, а все вокруг смеются, показывают пальцем и кричат: «Взгляните-ка на эту тупицу, она так и не научилась готовить индийскую еду!»

Однако отступать было уже поздно, потому я постаралась согнать с лица выражение полнейшей паники под названием «какое-я-никчемное-ничтожество» и нацепила маску «валяй-показывай-что-ты-умеешь-ну-ну!».