Сергей Максимов - Сибирь и каторга. Часть первая

Существование языка по стуку известно у нас в России из книг, по неуменью применить его неграмотными тюремными сидельцами и по тому обстоятельству, что одиночное заключение у нас не практиковалось в таких огромных размерах, как в Европе. Но там, где оно имело место, язык стуковой не медлил своим применением и обнаруживал существование. Декабристы, сидя в одиночных камерах Петропавловской крепости, вели разговор через стену и в Алексеевском равелине, где тому способствовало устройство комнат, в клетках, построенных в амбразурах. Разговор этот или вовсе не был возможен через стены, идущие сводом, или был не нужен через деревянные перегородки, где можно было разговаривать прямо вполголоса. Если кто пел (другая форма разговора), то было все слышно и в номере напротив. В Роченсальме применял стуковую азбуку Бестужев-Марлинский, сокративший по возможности бесконечное стучанье 30 букв отечественного алфавита разделением их на три десятка. "Недостаток этой азбуки (по словам его брата, Мих. Алек.) состоял в том, что гласные и согласные выстукивались одинаково медленным стуком, которые все-таки надо было считать, что утомляло и ухо, и голову и где слушающий беспрестанно смешивал гласные с согласными и заставлял повторять фразу, что было тяжелою пыткою для стучащего".

О применении звукового разговора по азбуке собственного изобретения в Петропавловской крепости М. А. Бестужев дает следующие любопытные подробности ("Русская Старина", апрель 1870 г.):

"Я хотел узнать: есть ли живая душа в моем соседстве. Начал стучать железами в одну из стен — нет ответа. В другой мне ответили едва слышными звуками слабого стука. А что, если мой брат в соседстве? — подумал я и засвистал мотив арии, известный только моему брату Николаю. Слышу, он повторяет этот мотив".

Перед тем временем, когда вносили ночник, М. А. Бестужев садился в угол и тихо стучал пальцами в стену. В ответ получал таковой же стук от брата. Каждый день с той поры начинался взаимным стуком полного похода, что означало: здравствуй! здоров ли? Когда же надо было прекратить стук из осторожности от наблюдателей, братья били пальцами отбой.

Для постоянного разговора придумана была азбука, улучшенная в устранение различных затруднений, например, по поводу последних букв в азбуке, до которых нужно было достукиваться десятками двумя-тремя ударов. Воспользовался М. А. при этом тем, что брат был моряком "и знаком со звоном часов на корабле, где часы и склянка бьют двойным кратким звоном". На этом основании он составил азбуку; иероглифы ее начертил обожженным прутиком, случайно выпавшим из веника, когда подметали комнату, на одной из страниц IX тома истории Карамзина, полученной для чтения. "Согласные были явственно разделены от гласных особенным стуком. [105]Эта особенность давала возможность в разговоре, ежели не дослышаны две-три согласные, ясный стук одной или двух гласных давал возможность восстановить целое слово, не требуя повторения". Слух, изнуренный напряженностью нервов в тихом одиночном заключении, облегчал способы выслушиванья. Постучав по стене письмом, полученным от матери, М. А. получил в ответ на слух то же. Этого было довольно, чтобы начать стучать. Стучал он не пальцами, которые распухли от беспрестанного стучания с невыносимою болью в ногтях, а болтом железных наручников, замененным потом обожженною палочкою. Передавая последнюю при свидетелях одной из сестер своих, он имел полное право сказать: "Prenez, c'est malanue!"

Впоследствии, в разговорах при взаимной привычке, братья изощрялись так, что, прежде говоря фразу на полминуты чтения с рассвета до полудня, стали разговаривать так скоро и свободно, что беседа стуковая была немногим длиннее изустной. Потом рискнули даже выкинуть из согласных 10 и из гласных 4 буквы и стали догадываться о смысле фразы по начальным буквам.

"Много протекло скучно-томительных дней на усовершенствование сношений, на способы скорее передавать буквы, на знаки препинания и предостережения на сигналы для вызова к разговору, и проч.". Но люди высшего развития в тяжелых условиях одиночного заточения сумели выйти победителями при помощи разговора по стуку. Там же, где не было келейного заточения, где заключенным приходилось жить совместно обществом и общиною, там, само собою разумеется, являлся язык, искусственно созданный из замаскированных слов, — образовался тюремный словарь.

Это присутствие сарказма, эти взрывы сердитого остроумия с беспощадным самоунижением составляют характерную особенность всех разбойничьих песен; оно же слишком приметно и знаменательно в сочинении слов не только новых, но и в древних тюремных. Вот: виселица — качалк а; тюрьма — каменный мешок; застенок — немшона я баня (где людей весят , сколько кто потянет); стул железный (орудие пыток) — четк и или монастырские четки; кистень — гостинец; тайная канцелярия — стукало в монастыр ь; помойная яма — сухо й колоде ц; колодец — холодная баня; грабеж — черна я работа; воровство — поход; мошенник — хлы н, хлыновец; мошенничество — тиха я милостын я; разбойник — углецкий выемщик; преступник — уголовщик; пьяный — сырой; тревога — мелка я раструск а; огонь — виного р; воры — купц ы пропалых вещей; вино — товар и з безумног о ряда; каторга портовая и крепостная — холодны е воды; угнали вор а в Сибирь — улетел коршун за море ("Я не вор , а ворон-то еще летает", — сказал Пугачев Суворову). Железная клетка (в которой возили на казнь) — камчатка; самоубийство — самосуд; болтливый на допросах (откровенный) — нагой; разбойничьи притоны — волчь и гнезда; погоня — волна (волна ходит — погоня послана); делать фальшивую монету — тянут ь заповедное серебро , и проч. Этот дешевый и обычный прием словосочинения завещан и нынешним мелким ворам, которые составили и составляют уже настоящий искусственный язык. В нем убереглось немного слов от старины: ма з — атаман разбойничий начала прошлого столетия, у мазуриков в значении заводчика воровского дела и старого опытного вора. Старинный же дульяс (огонь) взят из языка офеней : дулик и дульяс; дувани т — также, слам — оттуда же, яман — тоже общее слово. Ха з разбойничий, в смысле избы, попадается нам в отверницкой речи (Могил. губ.). В народной памяти из разбойничьего языка сохранилось лишь только роковое выражение, страшное своим значением: "сарын на кичку". При лозунге ясыке или ясаке бурлаки этим обязаны были пасть ниц и не шевелиться, пока разбойники не ограбят и не разведаются с хозяином судна. По объяснению В.И. Даля значило: чернь на нос, т. е. иди бурлаки на нос судна (сарын — чернь, кичка — нос судна), хотя можно толковать и так: клади деньги на голову, на шапку (сары у разбойников деньги серебряные, а кичка иносказательно очень легко могла быть с головного убора перенесена на самую голову), по обычному приему всех подобных искусственно сочиненных языков.