Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 1

По поводу «беседы с Протопоповым», в которой упомянул и мою фамилию, должен сказать, что до сих пор не уясняю себе смысла того, что хотел сказать Протопопов? Вероятно, Протопопов имел в виду первый мой разговор с ним 18 сентября, когда он, так сказать, «экзаменовал» меня еще до моего назначения. Тогда разговор касался многих тем общественных, моей службы прежней. Может быть касался вопрос и провокации, – я положительно не помню, но во всяком случае «краснеть и бледнеть» мне было незачем, так как я в то время при активном политическом деле не состоял, а на вопрос о провокации я имел – и держусь теперь – совершенно определенный взгляд, который не стыдятся признавать вообще. Неудачная ли это передача в печати слов Протопопова, или же последний не сумел ясно и понятно выразить свою мысль, – во всяком случае у массы лиц, меня не знающих, могло сложиться крайне для меня обидное и незаслуженное мнение обо мне, которое естественно ни в то время, а тем более теперь, я изменить не могу.

Что касается до сведений по Государственной Думе, то надлежит отметить, что самые серьезные данные о тактике партий, взглядах отдельных лидеров на положение вещей и проч. получались из московского охранного отделения, но от каких именно сотрудников, я не знаю и не справлялся, так как сведения эти излагались в письмах на мое имя. Информационного характера сведения доставлял полковник Бертгольдт, но его сообщения никак нельзя назвать агентурными, так как очень часто бывало, что его сведения дословно были напечатаны на следующий день в газетах, в отделе: «Государственная Дума». Бертгольдт писал то, о чем говорил вслух. [*] Стран. 426, св. 23 стр.: «говорил вслух», надо : «говорили вслух».

У меня лично никаких сотрудников не было. Моя жизнь была на виду, и все всегда знали, где я нахожусь и у кого бываю. Выезжать в гости мне было некогда, а у меня никаких посторонних лиц, неизвестных прислуге, не бывало.

Еще в самое недавнее время ко мне обращался по телефону и письменно какой-то субъект, в роде Рехберг [*] «в роде», надо : «вроде». [ Прим. В.М. ] – не помню фамилии, с просьбою принять его. Я отклонил его просьбу и, наконец, сказал ему переговорить с вице-директором Броецким. Последнему же я сказал, что, в случае предложения просителем своих агентурных услуг, пусть Броецкий направит его в охранное отделение, объявив, что департамент своих сотрудников не имеет. Подробности своего разговора с этим лицом может передать вице-директор Броецкий.

В должность директора департамента полиции я вступил фактически 2 октября 1916 г. Я всегда считал, что департамент полиции не должен играть какой-либо самостоятельной роли, а должен служить центром, где сосредоточиваются те или иные сведения, по существу коих должен так или иначе оперировать лишь министр внутренних дел. Вот почему я обещал последнему при вступлении в должность: трудолюбие, правдивость и полное отсутствие каких-либо дел, которые проделывались бы без его, министра, ведома.

Я держался того убеждения, что я являюсь одним из многих директоров центральных учреждений, что никаких особых преимуществ мне не присвоено и что какою-либо особою «политикою» я заниматься не буду, да и не могу, так как не склонен к этому по складу своего характера. Полагал я, что буду лишь начальником учреждения, коему я постараюсь привить порядочные начала, и что если такие мои намерения не будут соответствовать видам и желаниям начальства, то я уйду с должности без всякого сожаления. Так как я никогда карьеризмом не страдал, то об этом я всегда совершенно определенно и убежденно высказывал тем лицам, в разговоре с которыми мне приходилось касаться этой темы.

Исходя из этих соображений, я и с внешней стороны держал себя соответственным этому моему мнению образом. Так, по установившемуся обычаю, мне надлежало по вступлении в должность явиться ко всем министрам. Я это сделал, за исключением графа Фредерикса, у коего я не был. Затем у министров, назначенных в бытность мою директором, как-то Ритиха, [*] Стран. 427, св. 18-19 стр.: «Ритиха… Кульчинского», надо : «Риттиха… Кульчицкого». Феодосьева и Кульчинского, [*] Вм. Кульгинский, надо Кульчицкий . я также не был. Равным образом я не пытался быть у председателей Совета министров: Трепова и князя Голицына, после их назначения.

Показателем моего стремления к отчуждению от какой бы то ни было «политической роли» могут служить следующие два факта.

Однажды в декабре 1916 г. мне доложил мой секретарь на службе, что председатель Совета министров Трепов просит меня приехать к нему в назначенный час (вечером). Я тотчас же отправился из департамента к А.Д. Протопопову, доложил ему об этом приглашении и просил впредь уладить дело так, чтобы председатель Совета министров имел беседы не со мною, а с ним, А.Д. Протопоповым, так как от всяких разговоров на политические темы (а не справочного характера) я отказываюсь.

Другой случай был с приглашением меня к кн. Голицыну. Узнав об этом приглашении, я позвонил по телефону к Протопопову и сказал ему решительно, что это – невозможная вещь, что и второй председатель Совета министров зовет меня к себе. После этого Протопопов по телефону переговорил с кн. Голицыным, а затем мне передал, что со мною поедет к председателю и Протопопов.

Далее я уклонился от всяких частных знакомств как с должностными, так и с другими лицами; например супруге Протопопова я сделал визит спустя больше месяца после своего назначения, да и то просил подп. Балашова (состоявшего при министре) передать г-же Протопоповой мою просьбу принять меня в 4¾ часа дня, т.-е. за четверть часа до приемного времени. В приемной у б. министра я познакомился с Н.Ф. Бурдуковым, фамилия которого, конечно, мне была известна раньше. Бурдуков как-то затем зашел ко мне в департамент с ходатайством о каком-то полицейском чине. Затем, через некоторое время я получил от него записку с приглашением отобедать у него. Опять-таки, не желая вступать в какие бы то ни было компании, я под благовидным предлогом от этого обеда отказался и у Бурдукова не был.

По тем же соображениям не был я и на рауте у кн. Голицына, хотя получил именное приглашение.

Не был я на празднике 6 декабря в жандрамском дивизионе [*] «в жандрамском дивизионе», надо : «в жандармском дивизионе». [ Прим. В.М. ] и не посылал телеграммы.

Быть может, и еще есть факты, доказывающие это правдивое изложение моего настроения, но сейчас я их припомнить не могу.

Выше я упомянул, что решил провести хорошие начала в департаменте.

Прежде всего я совершенно запретил юбилейные подписки. Издавна существовал обычай делать по подписке среди чиновников департамента подарки лицам, выслужившим 25, 30, 35 лет. Несомненно, это ложилось бременем на бюджет небогатых людей, которые часто мало и знали юбиляров. Да и по существу этот «обычай» носил, на мой взгляд, несимпатичный характер.