Пётр Капица - Письма о науке. 1930—1980

Мне очень понравилось Ваше последнее письмо. Особой добротой оно, конечно, не отличается, но я так хорошо почувствовал Вас, и оно напомнило мне все те бесчисленные случаи, когда Вы называли меня надоедливым и т. д. [31]

Я чувствую себя здесь очень несчастным, не таким несчастным, как в прошлом году, но и не таким счастливым, как в Кембридже. Возвращение Анны принесло мне и комфорт, и счастье. Во всяком случае, моя семейная жизнь восстановилась, а это очень важно, так как я был очень одинок, почти совсем один, а семья очень много значит для меня.

Ваше письмо напомнило мне о счастливых годах в Кембридже, и я вспомнил Вас таким, каким Вы были в разговоре и манерах, с добрым сердцем, таким, каким я люблю Вас, и я почувствовал себя более счастливым. Потерянный рай!..

Кое-кто из здешних друзей зовет меня Пиквиком. Люди наймутся мне лучше, чем они есть, а они обо мне думают хуже, чем я того стою. Это, по-видимому, верно, и это и есть причина моей беды. Никто не ценит здесь того, что я старался быть полезным для моей страны. Во всем видели только гадости, да и сейчас, по-видимому, усматривают что-то плохое в моих поступках. Ничего тут не поделаешь... Отношения с властями, правда, недавно несколько улучшились. Я не знаю, что у них на уме, но, во всяком случае, создается впечатление, что они делают все возможное, чтобы помочь мне возобновить мою работу. А на большее в деловых отношениях и рассчитывать не стоит. Отношения у нас формальные и официальные.

Но мои коллеги-ученые очень боятся иметь со мной дело и ведут себя по-свински. Видите ли, мой институт прикреплен к Академии наук, и, хотя я не являюсь членом Академии [32], они мною руководят. Я не должен, К счастью, посещать их собрания и заседания, но они могут вмешиваться в управление институтом. Без их согласия я не могу зачислить аспиранта, все мои финансовые операции должны быть утверждены Президиумом и т. д. Может быть, ото и неплохо, кто-то должен, вообще-то говоря, присматривать за наукой, но что за Президиум в этом удивительном учреждении! Президенту Карпинскому 90 лет! В молодые годы он был неплохим геологом, пусть и не выдающимся, но теперь он держится лишь тем, что постоянно спит. Во время заседаний Президиума он спит с доброй и счастливой улыбкой на своем довольно приятном лице, и видятся ему во сне, наверное, дни его молодости. Это добрый, безобидный человек и прекрасный президент, который никому не мешает.

Оба вице-президента люди для нашей Академии молодые, поскольку им всего 65 лет. Первый, Комаров, ботаник. Он знает, что такое растение, и может отличить маргаритку от мака, и знает, наверное, больше названий растений, чем кто-либо еще в России, за это он и попал в Академию. В остальном же он глуп совершенно. Мне редко приходилось видеть столь глупую физиономию. Смотреть на него тошно, а слушать еще тошнее. Наш приятель Лаури гений по сравнению с ним. Второй вице-президент лучше, его имя тоже начинается на К., но оно такое сложное, что я не берусь написать его по-английски [33]. Он инженер-электрик и был ответственным за план электрификации Союза, представляющего собой большое достижение, насколько могу понять. Но у него нет опыта научной работы, он мелкий мечтатель и романтик. Планы у него грандиозные, но его засасывают повседневные мелкие дела и текучка. Как и президент, человек он очень добрый и он пользуется большой популярностью в Академии. Стоит нам обратиться к нему с какой-нибудь просьбой, он наобещает кучу вещей, но никогда ничего из обещанного не сделает. Человек неискушенный, вроде меня, тешит себя несколько дней приятными надеждами, и в этом, мне думается, и надо искать объяснение его популярности.

Затем идет [непременный] секретарь Горбунов. Он был избран в Академию в этом году специально для того, чтобы занять этот пост. Среди 90 членов Академии, средний возраст которых 65 лет, нельзя было найти ни одного достаточно активного, чтобы исполнять обязанности секретаря Академии.

Его едва ли можно считать ученым, в последние годы он совершил несколько экспедиций по Юго-Востоку России, очень опасных. Так что он скорее всего путешественник-исследователь. По-видимому, он единственный в Президиуме, обладающий какой-то индивидуальностью. Во всяком случае, когда разговариваешь с ним, он высказывает взгляды и мнения, на что другие не отваживаются.

Далее идет наш друг Б[ухарин]. Помните того человека небольшого роста с маленькой бородкой, которого я привел однажды с собой в колледж? [34]Он представляет собой своеобразную смесь журналиста, экономиста и философа. С ним все в порядке, но он сейчас ужасно меня боится и избегает встречаться со мной.

Следующим будет химик Б[айков]. Технический химик, производит впечатление человека умного, но не более того. Много о нем не скажешь, в разговоре он любезен и уклончив. Весьма, по-видимому, подходящий член Президиума — заполняет пространство и никого не беспокоит.

Наконец мы подходим к физику Вавилову. Он молод, ему всего 45 лет. Сомневаюсь, что его имя Вам известно, работы его относятся к флуоресценции жидкостей. Знаете, такого сорта есть работы, когда вы пропускаете пучок света через сосуд, наполненный жидкостью, и наблюдаете свет по перпендикулярному направлению. Стоит один раз сделать аппаратуру, и вы можете играть всю жизнь, меняя жидкости, число которых огромно, можете также менять спектры первичного пучка. Комбинаций, таким образом, будет столько, что научный сотрудник всю свою жизнь будет при деле, испытывая при этом чувство удовлетворения от сознания того, что он занят научной работой. Ничего иного он никогда не сделал.

- Я никогда не мог понять, почему Вавилов оказался в Академии. И хотя с физиками у нас бедновато, но есть здесь такие люди, как Скобельцын, Фок и другие, которые в тысячу раз лучше Вавилова. Разгадка, я думаю, в том, что Вавилов — человек с очень тонкими манерами, он знает, что и когда надо сказать, чтобы было приятно всем.

Вообще говоря, я очень сожалею, что не являюсь человеком с тонкими манерами, потому что это сильно облегчило бы мою жизнь. Но я знаю одного большого ученого, который и безо всяких тонких манер достиг таких высот, которых только Вы могли достичь. Случилось это, однако, в Англии, где слишком многие обладают хорошими манерами, их ценность поэтому не столь уж велика. Здесь же, по-моему, хорошие манеры ценятся значительно выше, поскольку они не так распространены.

И наконец, последний член Президиума — Фрумкин, физико-химик. Единственный человек в Президиуме с научным весом. И если он и не отличается особенным блеском, он умный и честный, и преданный науке. Человек он внешне меланхоличный, совершенно невозмутимый, с циничным складом ума. Все это время, пока продолжалось мое задержание, он хорошо относился ко мне и не боялся со мной встречаться. Вот почему я очень глубоко ценю этого человека как личность.