Пётр Капица - Письма о науке. 1930—1980

3—«...академик Капица затушевывает роль и участие этих коллективов и всегда приписывает все их достижения лично себе...»

— «...переходя в отдельных случаях к запугиванию членов правительства задержкой решения этих проблем...»

— «...академик Капица в отдельных весьма важных государственных заданиях и обязательствах, которые он на себя берет, обманывает и вводит в заблуждение правительство, заведомо зная невыполнимость данных им обещаний...» [136]

А — Считаю, что приведенные заявления являются клеветой, а клеветать не имеет право никто, тем более занимающий ответственное положение член ВКП(б). Поэтому прошу, чтобы ЦК разобрал это как вопрос о клевете.

Б — Считаю, что при таком поведении и отношении ко мне тов. Сукова вопрос о работе его со мной ни при каких обстоятельствах стоять не может.

В — Считаю, что отсутствие тов. Сукова в автогенной промышленности будет только полезно, так как по своему кругозору и способностям он не способствовал передовому развитию этой области техники. Достаточно указать, что за время его руководства Глававтогеном там не существовало ни научно-исследовательской базы (НИИ), ни центрального конструкторского бюро.

Этим главным образом и объясняется, что автогенная промышленность шла у нас на идейном поводу у заграницы.

П. Капица

Товарищ Сталин,

Подписанное Вами постановление СНК от 29 сентября о Главкислороде разбиралось около полгода. За это время оно прошло семь комиссий и три заседания Бюро СНК. Так как и комиссия и Бюро обычно считают, что надо «подрезать», то после такой стрижки мало что осталось. Например, сперва считалось, что на заводе «Шкода» надо заказывать 30 турбокомпрессоров, потом срезали до 10, потом до 4, потом осталось 2. За эти полгода так и не подыскали производственной базы и это отложили еще на два месяца. Трудно сомневаться, что такое отношение к кислородной проблеме явно доказывает, что для нас она еще не созрела. Нам надо еще подрасти культурно, и хотя бы руководящие товарищи, ответственные за утверждение этих решений, верили в эту проблему и понимали, что наш собственный прогресс может быть только во внедрении достижений нашей собственной науки, а не в том, чтобы копировать технику других стран.

В процессе выработки постановления о передаче [Главкислороду] Глававтогена НКТМ были большие трения с Суковым, который до сих пор тормозил развитие турбокислородного метода. Суков написал Вам, как секретарю ЦК, письмо, которое стало довольно широко известно, например, его цитировал тов. Берия на заседании Бюро СНК. Это письмо содержит ряд клеветнических обвинений личного характера по отношению ко мне. Меня очень удивляет, что ряд товарищей не видят в этом ничего необычного, и тов. Берия настаивает, чтобы Суков был моим заместителем по Главку. Я же считаю, что Сукова надо привлечь к ответственности за клевету, о чем я написал в ЦК на имя тов. Маленкова (копию письма прилагаю) [137]

Изложенное ясно показывает, что товарища Берия мало заботит репутация наших ученых (твое, дескать, дело изобретать, исследовать, а зачем тебе репутация). Теперь, столкнувшись с тов. Берия по Особому Комитету, я особенно ясно почувствовал недопустимость его отношения к ученым.

Когда он меня привлекал к работе, он просто приказал своему секретарю вызвать меня к себе. (Когда Витте, министр финансов, привлекал Менделеева к работе в Палате Мер и Весов, он сам приехал к Дмитрию Ивановичу.) 28 сентября я был у тов. Берия в кабинете; когда он решил, что пора кончать разговор, он сунул мне руку, говоря: «Ну, до свидания». Ведь это не только мелочи, а знаки внешних проявлений уважения к человеку, к ученому. Внешними проявлениями мы передаем друг другу мысли.

Тут сразу возникает вопрос, определяется ли положение гражданина в стране только его политическим весом? Ведь было время, когда рядом с императором стоял патриарх, тогда церковь была носителем культуры. Церковь отживает, патриархи вышли в тираж, но в стране без идейных руководителей не обойтись. Даже в области общественных наук, как ни велики идеи Маркса, все же они должны развиваться и расти.

Двигать вперед нашу технику, экономику, государственный строй могут только наука и ученые. Вы лично, как и Ленин, двигаете страну вперед как ученый и мыслитель. Это исключительно повезло стране, что у нее такие руководители, но это не всегда может быть так, по совместительству, и не по всем дисциплинам. Рано или поздно у нас придется поднять ученых до «патриарших» чинов. Это будет нужно, так как без этого не заставишь ученых всегда служить стране с энтузиазмом. Ведь покупать у нас таких людей нечем. Это капиталистическая Америка может, а мы нет. Без этого патриаршего положения ученого страна самостоятельно культурно расти не может, это еще Бэкон заметил в своей «Новой Атлантиде». Поэтому уже пора товарищам типа тов. Берия начинать учиться уважению к ученым.

Все это заставляет меня ясно почувствовать, что пока еще не настало время в нашей стране для тесного и плодотворного сотрудничества политических сил с учеными. Кислородная проблема на сегодня у нас — это утопия.

Я уверен, что пока я больше пользы принесу как своей стране, так и людям, если отдам все свои силы непосредственно научной работе, ею я и решил всецело заняться. Ведь эту работу я люблю и за нее я заслужил уважение у людей.

Поэтому прошу Вас, чтобы Вы дали согласие на мое освобождение от всех назначений по СНК, кроме моей работы в Академии наук.

Одним словом: быть одним из «патриархов» <...> видно, еще рано, так лучше пока что в монахах посидеть.

В Главкислороде тов. Гамов с успехом будет выполнять мои функции, а в Особом Комитете тов. Берия будет спокойнее. Конечно, как и до сих пор, своими научными знаниями я всегда буду стараться помогать своей стране [138].

Ваш П. Капица

Дорогой Бор,

Какое большое облегчение чувствовать, что тяжкие испытания войны кончились и мы имеем право возобновить мирную жизнь. Мы все очень рады, что Вы и Ваша семья благополучно прошли через все приключения и соединились в Копенгагене. Мне всегда было очень приятно получать известия о Вас и Вашей семье, но приходили они каждый раз с большим запозданием. <...>

Все мы вернулись в Москву. Вот уже почти два года как Институт приступил к нормальной научной работе. Как и до войны, мы имеем два раза в неделю жидкий гелий и обнаружили кое-какие интересные явления при низких температурах. Я надеюсь, что Вы знакомы с теоретической работой Ландау о сверхтекучести гелия; это явление мы обнаружили, как Вы помните, как раз перед войной. В настоящее время можно считать доказанным, что сверхтекучий гелий представляет собой смесь нормального гелия с гелием с нулевой энтропией. Я это доказал экспериментально, и на основе этого Ландау удалось развить свою теорию. Это свойство гелия дает в принципе возможность приблизиться к абсолютному нулю бесконечно близко. Приближение к абсолютному нулю ограничено только техническими трудностями. Ландау доказал также, что два вида упругих волн должны распространяться в жидком гелии одновременно; таким образом, в гелии-П должны существовать две скорости звука, одна, уже известная, 250 м/с, и другая, новая — 17—20 м/с. Пешков экспериментально обнаружил вторую скорость звука в гелии-П.