Евгений Фёдоров - Правда о военном Ржеве.Документы и факты

По словам Голубева Вячеслава Николаевича, 1926 года рождения, жителя Ржева, до войны он проживал по улице Грацинского, дом № 27, в так называемом доме Поганкина. Дом был двухэтажным и жило в нем восемь семей. Семья Соловьевых имела двух детей. Сын Эдик, старше Голубева и дочь Рита, 1926 года рождения, училась в школе № 6. Жительница этого дома Крылова Елена Дмитриевна говорила, что после войны Соловьева Рита проживала где-то в Белоруссии и преподавала в школе. Жила также семья сапожника Ковалева, в которой было трое детей: сын Александр, примерно 1924 года рождения, сын Алексей, 1926 года рождения и дочь Нина, которая проживала отдельно на улице Коммуны, в так называемом доме Сафронова.

Ковалев Александр хромой с детства. С его слов Соловьев Эдик расстрелян немцами, расстрелян и его отец. Дом, в котором они жили, сожжен Соловьевыми в оккупацию, то ли отцом, то ли сыном.

Ковалев Александр Михайлович, 1924 года рождения, уроженец г. Ржева, проживавший по улице Ленина, дом № 25, кв. 1, рассказал, что сам он инвалид с детства и поэтому как-то с братом и его товарищами близок не был. Брат его, Алексей, перед войной поступил в ремесленное училище, где обучался на станочника. В связи с войной с училищем из Ржева эвакуирован в Куйбышев, откуда со своим другом Сергеем бежал и прибыл в Ржев незадолго до оккупации. Мать — Варвара Михайловна — ругала его за это. Алексея знал житель их дома Крылов Юрий. В их доме проживала семья Соловьевых. Соловьев Федор Николаевич до войны был управляющим банка. Перед войной осужден на полтора года. В войну освобожден и попал в партизаны. Когда он появился в Ржеве, то говорил, что снова уйдет в партизаны и заберет с собой Эдика и его брата Алексея. Соловьева Федора немцы задержали в какой-то деревне, но в какой именно — не знает. Соловьев Эдик также был судим за хулиганство. Алексея должна знать дочь тети Жени Смирновой, она сверстница Алексея.

В оккупации на первом этаже в их доме жили немцы. Этим немцам возил на санках посылки латыш или эстонец Оскар. Иногда ребятам удавалось стащить какую-либо посылку, но больше их воровал сам Оскар. Он изымал содержимое, а ящики сжигал. За это его забрали в жандармерию. По ночам к ним приходили немцы и проверяли, все ли находятся в квартире. Они даже не запирали на ночь дверь. В дом также заходил немецкий переводчик и сделал заказ ему на пошив сандалий.

Переводчик о чем-то говорил с Алексеем и Эдиком. Затем переводчик еще раз заходил для примерки. Они ему ничего не рассказали, а он в свою очередь не интересовался у них. Изготовив сандали, Александр отнес их переводчику в дом, где раньше находился туберкулезный диспансер. Там жили немцы. Рядом жилых домов не было, был лишь сарай, где как-будто, была кузница. Александр зашел в небольшую комнату, где стоял стол и несколько стульев, на которых сидело шесть немцев, в том числе и переводчик. Один из немцев что-то играл на губной гармошке.

Переводчик дал ему за сандалии банку консервов и он ушел.

Где-то в мае 1942 года их семью направили на работу в Германию. На станции Ржев стоял товарный состав, вагонов десять. В вагоне — человек двадцать. Сопровождали немцы. Возможность бежать была, но никто не бежал. Питания никакого. Питались тем, что взяли с собой. Все время практически находились в движении. Дня через два прибыли на станцию Барановичи. Была ночь. Брат Алексей и сестра Нина спали.

Он же сидел у двери. Горела коптилка. В дверь постучались. Открыли дверь. Перед открытой дверью стоял немецкий офицер и трое солдат. Офицер по-русски спросил: «Кто Ковалев?». Ответил: «Я». «Алекс?» — спросил офицер. Ответил: «Александр». «Пойдем», — сказал офицер. Сразу надели наручники. Александр сказал офицеру, что разве он не видит его хромоты. Он и так убежать от них не может. Офицер не обращал внимание, и повел его под вагонами и вывел к машине. Машина грузовая, кузов покрыт брезентом. Ехали примерно полчаса. Привезли в тюрьму г. Барановичи. Держали трое суток. Не допрашивали. Затем опять ночь, опять наручники и вокзал. Сопровождали три офицера. Подошел пассажирский поезд. Ехали только военные. Посадили и его.

Привезли в Ржев без пересадки.

Прибыли ночью. Повели по Зубцовской улице в тюрьму. У офицера был фонарик и он освещал дорогу. В тюрьме поднялись на второй этаж. Пихнули в камеру. Оказавшись в камере, сразу спросил: «Ребята! Попить нет?» Его голос услышал Соловьев Эдик, который спросил: «Саша, ты? Как попал!?» Ответил: «Вот, привезли».

Камера большая, примерно 24 кв.м. Сидело человек восемнадцать: Соловьев, Лошаков, Шитиков. Бывший бухгалтер Сафронов и еще кто-то из горуправы. Трое из Оленинского района: отец с сыном. Сын говорил, что сидят за воровство. Дядя Коля лет шестидесяти. Они из разных деревень, на расстоянии двух-трех километров друг от друга. Днем кинули военнопленного. Форма на нем еще не истрепана. Это был молодой человек лет двадцати пяти, среднего роста, плотного телосложения, круглолицый. В руках у него был кулек с сухарями. Соловьев и Лошаков стали спрашивать, кто он. Тот ответил: партизан. Нас заинтересовало, кто ему дал сухари. Военнопленный вел разговор с Эдиком и с Николаем, но о чем говорили они, не слышал, так как лежал в другом месте. Сафронов сказал, что к ним в камеру специально сделана подсадка. Эдик спросил меня еще раз, как я сюда попал, где Лешка. Ответил: как попал не знаю, а Лешка поехал.

Соловьев говорил, что его подвела Зойка. Они собирались перейти линию фронта. Он предупредил Зойку, чтобы она ничего не говорила о их намерении. Коля Лошак до ареста сапожничал с Кузей. Кузя имел ларек, где они сапожничали. «Если нас освободят, мы, Саш, будем с тобой сапожничать», — говорил Лошаков. Сафронову и его напарнику каждый день приносили передачи: сухари и свежее белье.

В камере было много вшей и они каждый день меняли белье. Сафронов по этому поводу говорил: «На чистое белье вши — это к нехорошему». Через два дня Ковалева повели на допрос. По дороге, возле улицы Калинина, встретилась Ахапкина Мария, с которой учился в школе. Ахапкина спросила: «Саш! За что тебя?». Ответил: «Сам не знаю». Допрашивали в жандармерии рядом с «Чертовым домом» (на самом деле в ГФП). Допрашивал переводчик, тот самый, что приходил к нам в дом. Ковалев сразу узнал его и подумал, что и тот его тоже. Переводчик спросил фамилию и имя. Ответил.

— «А брат у тебя есть?»

— «Есть брат Алексей».

Переводчик опять спросил:

— «А где он?»

«Отправлен в Германию», — сказал Александр и в свою очередь спросил: «За что забрали его?». Переводчик промолчал, а сам спросил: «У Вас кто был?»

— «Никто не был», — произнес Александр.

— «Врешь», — сказал переводчик.

Действительно, к ним наведывался один военнопленный, который брал пищу у немцев, стоявших в их доме. Было ему лет тридцать пять. При последнем посещении он сказал, что скоро придут наши. Пришлось сознаться: «Да, был наш солдат». На этом допрос и окончился.