Сергей Крившенко - Плавать по морю необходимо

В 4 часа две неприятельские лодки на правом и левом фланге взорваны посредством бранскугелей на воздух. Ободренные сим храбрые войска наши, закричав „ура“, всею линией пошли вперед, причем в глазах всей флотилии еще 6 неприятельских судов были потоплены.

Неприятель в замену оных выдвинул 6 галер. В 7 часов капитан 1 ранга Селиванов, объезжая все отделение, узнал, что остается немного зарядов и что некоторые лодки, имея пробоины, не могут уже держаться. Он приказал лейтенанту Хвостову отойти и соединиться со вторым отделением, дабы сформировать одну линию.

Неприятель, пользуясь сим случаем, пустился на всех веслах в атаку… суда наши, выждав неприятельское нападение, подвинулись также вперед и, сделав удар, затопили еще две лодки… Наступившая темнота ночи прервала сражение… Потеря наша состоит убитыми нижних чинов 45 человек, ранеными Кременчугского полка капитан Чедаев и нижних чинов 68.

…Капитан 1 ранга Селиванов, отзываясь Главнокомандующему с особенной признательностью о мужестве всего отряда, превосходно свидетельствует о лейтенанте Хвостове, который оказал пример невероятной неустрашимости. Пренебрегая сыплящимся градом картечи и не взирая, что четыре шлюпки под ним были потоплены и из 6 гребцов остался только один, он шел вперед и поражал неприятеля, а равным образом и сухопутные начальники отзывались Главнокомандующему о его мужестве. Все нижние чины его превозносят и вообще, где он только появлялся, храбрость оживотворялась. Лейтенант Мякинин, заслуживший предпочтение и оказавший превосходную храбрость в первых сражениях, оправдывает сие о нем мнение при всяком случае. Полковники Горбунов и Пшеницкой распоряжение и примером своим заслужили по всей справедливости имя неустрашимых, а равно заслужили внимание лейтенанты Давыдов, Тутыгин и мичман Трубников». Была отмечена и неустрашимая храбрость офицера с редкой фамилией Минута: называем ее, зная, что во Владивостоке продолжается эта фамилия, возможно, родом еще от тех времен…

Такова реляция: тут ни убавить, ни прибавить… Рассказывали и о том, как главнокомандующий Буксгевден был рад лично поблагодарить героев. Когда Хвостов прибыл с донесением о победе, радость была так велика, что он, проходя мимо гауптвахты, отдавшей ему честь, сказал: «Не мне, не мне, а победителю!» — и указал на Хвостова. Но заметили ли вы, что и в сражениях они были почти рядом — Хвостов и Давыдов? Подобный же отзыв о них обоих был сделан еще вице-адмиралом Мясоедовым, под командой которого они потом находились. Приняли участие еще в двух морских сражениях, что и позволило Мясоедову дать о них свой положительный отзыв (бой был 6 и 19 сентября). В последнем бою Давыдов, неразлучный с Хвостовым, был ранен, слава Богу, не тяжело. Словом, не затерялись наши моряки в общей массе! После окончания войны в следующую зиму командующий граф Буксгевден причислил их, в виде награды, к своей свите и возвратил в Петербург. Оба были представлены к наградам: Хвостов — к ордену св. Георгия 4-й степени, а Давыдов — св. Владимира 4-й степени.

Но старая тяжба двух ведомств давала себя знать и после этого. Вечный вопрос: судить или наградить? И Александр I на сделанное ему представление, с одной стороны — о предании суду, с другой — к орденам, написал: «Неполучение награждения в Финляндии послужит сим офицерам в наказание за своевольство». А своевольства-то и не было: они выполняли распоряжение Резанова, а тот на их беду скончался по дороге в Петербург. А побег из Охотска — да, это своевольство ради спасения жизни. Так и не было вознаграждено на этот раз мужество Хвостова и Давыдова в боях, но реляция об этом осталась навеки. А что касается наград, что нередко бывало и бывает на Руси, то их получат другие, более прыткие и угодливые… «Судьба возвышению и щастию их везде поставляла преграды», — писал адмирал Шишков. Так и остались они, даже после столь славных дел на войне, лейтенантами…

Вернулись Николай Хвостов и Гаврила Давыдов с театра военных действий в декабре 1808 года. Казалось, достаточно славы, надо отдохнуть, «погусарствовать», как тогда было заведено. Но не таковы наши герои. Подвиг творческий увлекает их. И прежде всего Давыдова. Он по настоянию Шишкова берется за описание путешествия. Очевидно, свою лепту должен был внести и племянник Шишкова Николай Хвостов, но пока дело обстоит именно так. Уже начинает печататься первая книга «Двукратного путешествия в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанного сим последним». И рождается второй том с описанием острова Кадьяк и жителей оного, языка айнов, их нравов, обычаев. Диву даешься: как все это могло быть под силу столь молодым людям: ведь в морских училищах их этому не обучали. И вот-вот Давыдов должен был приступить к описанию второго путешествия в Америку. А там, возможно, не за горами была и книга о морских сражениях. У них за плечами был столь богатый жизненный опыт, столько приключений и злоключений. И вдруг все оборвалось. Нелепая, случайная смерть…

А случилось это так. Осенью 1809 года в Петербург прибыл американский корабельщик Вольф. Тот самый, у которого на острове Ситка был куплен корабль «Юнона». Хвостов и Давыдов были с ним в большой дружбе. И не удивительно, что друзья решили с ним встретиться. 4 октября 1809 года они собрались на квартире у своего общего приятеля, знакомого также по Русской Америке и Петропавловску-Камчатскому, натуралиста, естествоиспытателя, впоследствии русского академика Григория Ивановича Лангсдорфа. О нем особый разговор. Он написал двухтомную книгу «Замечания о путешествии вокруг света в 1803–1807 гг.» [50] Издана в 1812 году на немецком языке. . Встреча на Васильевском острове состоялась. Возвращались домой поздно, часа в два: мосты уже были разведены. На Исаакиевском мосту один плашкоут был выдвинут наполовину. А в это время проходила мимо баржа. Они решили воспользоваться случайностью, прыгнули на нее, и оба угодили в Неву. Кто знает, возможно, первым прыгнул Давыдов. Помните: он недавно был ранен в ногу? Возможно, он не рассчитал, и Хвостов бросился ему на выручку. Возможно, возможно…

Об этом трагическом случае есть разные версии. Одна из них дана в примечаниях к стихам Державина академиком Гротом. Вдруг оба они пропали без вести, а как раз в это же время американский купеческий бриг прошел без осмотра, при сильном ветре, мимо брандвахты за Кронштадтом и не заявил бумаг. Многие, зная беспокойный дух Хвостова и Давыдова, полагали, что они по страсти к приключениям ушли в Америку. Это казалось тем более вероятным, что шкипер американского брига Вольф был приятелем Хвостова и Давыдова, оказавших ему услугу в Ситке. Снаряжена была комиссия для исследования дела, но она ничего не открыла. Если верить Булгарину [51] Грот имеет в виду «Воспоминания Ф.Булгарина», ч. 2. СПб, 1846. , тайну разъяснил через несколько лет, воротясь в Петербург, свидетель их гибели Вольф, который был с ними в роковую ночь, но, опасаясь задержки, промолчал о несчастных своих спутниках. Люди, разводившие мост, также боялись ответственности, и бедственный случай остался тайной: тела не были выброшены на берег. К версии бегства в Америку наиболее причастен Булгарин, названные выше воспоминания которого полны домыслов и непроверенных фактов. В своих бойких воспоминаниях он представил Хвостова и Давыдова как лихих героев молодечества и удальства, видевших все наслаждения в жизни в том, чтобы «играть жизнию». Адмирал П.И. Рикорд написал в газету «Северная пчела» [52] 1846, № 26. свое возражение Булгарину, заметив, что рассказ Булгарина «об упомянутых лицах не вполне верен». Рикорд закончил письмо словами: «Покорнейше прошу вас, милостивый государь, в вашем прении впредь для защиты вашей не употреблять моего имени» [53] Переписка Я. Грота с П.А. Плетневым. Т. 2. С. 687. . Булгарин издавал «Северную пчелу» и полемизировал с издателем «Литературной газеты» Полевым, критически оценивая его «Воспоминания». Словом, Рикорд защищал честь морских офицеров достойно.