Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 4

Милостивый прием, мне оказанный государем, в особенности напутственные слова его величества при прощании ставили меня в безвыходное положение в отношении А. Н. Хвостова и его замысла. В виду этого, переговорив с Комиссаровым, я решил восстать против осуществления предложенного А. Н. Хвостовым плана убийства Распутина в автомобиле, а для затягивания этого дела предложил А. Н. Хвостову достать яд и в известной дозе ввести его в мадеру, при чем Комиссаров предложил свои услуги добыть этот яд через посредство своего бывшего агента, служившего помощником провизора в одной из саратовских аптек. О своей необходимости поехать по личным делам в Саратов, место старой его службы, мне Комиссаров говорил и ранее. А. Н. Хвостов с этим согласился и даже высказал мысль послать ящик отравленной мадеры как бы от банкира-еврея Д. Л. Рубинштейна, чтобы затем как-нибудь связать Рубинштейна с делом отравления Распутина. Против Рубинштейна А. Н. Хвостов, как я уже показал, все время враждебно был настроен; но я указал А. Н. Хвостову, что это будет неудобно, так как Распутин может поблагодарить Рубинштейна, к которому он часто обращался с просьбами по телефону, и тогда сразу весь план рухнет.

Поездка Комиссарова, под видом служебной командировки в Саратов, затянулась; А. Н. Хвостов с нетерпением ждал его приезда. Когда Комиссаров приехал и привез с собою несколько флакончиков разного рода ядов, то я, будучи занят, не сумел его расспросить как следует, а узнав от А. Н. Хвостова, когда он нас может принять, поручил Комиссарову приехать к А. Н. Хвостову к этому времени. Когда же я приехал к А. Н. Хвостову, то я застал уже Комиссарова в кабинете, сидящим на диване с Хвостовым и объясняющим, как профессор, свойство каждого яда, степень его действия и следы разрушения, оставляемые в организме. При этом докладе Комиссарова у меня сложилось впечатление, что это, действительно, яды, и что Комиссарову его агент дал подробные разъяснения по каждому флакону; только мое внимание остановило то, что во всех баночках находился одного вида и цвета порошок. В довершение всего, Комиссаров рассказал А. Н. Хвостову, что он перед тем, как итти к нему, сделал на конспиративной квартире в присутствии филера-лакея опыт действия одного из привезенных им ядов на приблудившемся к кухне коте и живо описал А. Н. Хвостову, как этот кот крутился, а потом через несколько минут сдох. Этот рассказ доставил А. Н. Хвостову, видимо, особое удовольствие; он несколько раз переспросил Комиссарова, а затем, как мне впоследствии передавал Комиссаров, расспрашивал и упомянутого лакея, которого Комиссаров заранее предупредил.

Когда мы с Комиссаровым остались наедине, я даже разволновался и долгое время оставался при том убеждении, что в привезенных Комиссаровым флаконах содержатся действительно ядовитые вещества; но, веря Комиссарову, что он без моего согласия не сделает ни одного исполнительного действия, я все-таки при последующем свидании с Распутиным, когда Комиссаров наливал ему из бутылки мадеру в рюмку, подставил Комиссарову и свою рюмку, хотя я и не пью мадеры, думая, что если Комиссаров даст Распутину отравленную мадеру, то он мне ее не нальет; на это Комиссаров и не обращал внимания, и об этом даже я ему не хотел рассказывать впоследствии, не желая его обидеть. Затем, когда я настойчиво попросил Комиссарова мне откровенно сказать, откуда у него яды с этими этикетками, наклеенными на бутылочках, то он мне сообщил, что в Саратове он был, привел в порядок личные дела, провел мило время в среде своих знакомых и поэтому задержался там, что никакого у него сотрудника помощника провизора нет, что флакончики он достал у себя дома от лекарств, женою принимаемых, что в них он всыпал не то фенацетин, не то пирамидон с толченым сахаром, что этикеты он сам написал, взяв названия ядов из купленного им в дорогу учебника по фармакологии, и что, приехав ко мне на квартиру и дожидаясь, пока я закончу прием, он зашел в комнату моего брата, студента-медика, и, взяв из книг соответствующий учебник, еще раз подробно ознакомился со свойством необходимых ему для доклада А. Н. Хвостову ядов и что историю с котом он, изучив Хвостова, рассказал А. Н. Хвостову для вящшего его вразумления, и в этом же духе, будучи в полной уверенности, что Хвостов постарается проверить его рассказ, он приказал и филеру рассказать А. Н. Хвостову.

В течение всего этого времени свидания наши с Распутиным на конспиративной квартире продолжались, но А. Н. Хвостов начал часто уходить в соседнюю комнату под видом отдыха, прося меня говорить с Распутиным по поводу его кандидатуры на пост председателя совета, с сохранением портфеля мин. вн. дел, и в целях проверки меня настолько подозрительно громко храпел, что Распутин, при одном из последующих свиданий, заметил притворство со стороны А. Н. Хвостова и мне на это указал. Хотя я и объяснил ему это привычкой и сильной усталостью А. Н. Хвостова от множества работ, но Распутин, как я заметил, увидел в этом знак некоторого пренебрежения к нему со стороны Хвостова, и начал с того времени отвечать как-то уклончиво на мои вопросы о Горемыкине и заместительстве А. Н. Хвостова.

В это же самое время я обратил внимание, что Хвостов, приближая к себе Комиссарова, начал вызывать к себе с очередными докладами и Глобачева. Глобачев и Костров [*] Стран. 372, сн. 24 стр. «Костров», надо: «Комиссаров». были уже представлены А. Н. Хвостовым по моему настоянию в генералы. Боясь, чтобы А. Н. Хвостов не начал вести какой-либо с Глобачевым разговор по поводу ликвидации Распутина, и не зная, как Глобачев относится к этому вопросу, я в один из заездов Глобачева, желая его испытать, сам начал с ним разговор на тему о Распутине, о приносимом им особом вреде интересам трона и высказался в духе пожеланий А. Н. Хвостова; но из всего поведения Глобачева, из его удивленного взгляда, брошенного на меня, и односложности замечаний я убедился, что он в этом вопросе не пойдет на соглашение с А. Н. Хвостовым.

После этого я начал еще более бдительно следить за Распутиным, а А. Н. Хвостова заверил, что с осуществлением последнего плана, требующего обдуманности, чтобы не пострадали те, которых может угостить Распутин отравленным вином, надо повременить, пока Распутин не будет использован для проведения Хвостова в премьеры; но даже это последнее соображение теперь его не останавливало, свидания с Распутиным он начал отдалять, что задевало Распутина, а в отношении А. Н. Хвостова ко мне стала просвечиваться некоторая враждебность, хотя он и старался ее замаскировать; к В. В. Граве, которого я ему особо рекомендовал, как человека, действительно, не вмешивавшегося ни в какие министерские дела и чуждого интриг и искательства, он изменился и приблизил к себе первого секретаря М. В. Яблонского, сделав его членом совета и оставив его при себе секретарем, в чем остальные члены совета видели умаление их достоинства.