Моника Спивак - Владимир ильич ленин в московском институте мозга

Не было ли склонности к гримасничанью? Нет. Рассказывал Дмитрий Ильич, что в детстве очень старательно и выразительно пел "Жил был у бабушки", "Остались от козлика рожки да ножки". Порывистости или скованности в мимике и жестикуляции не было.

Ни так называемой "вежливой" улыбки или смеха, натянутости. Они были всегда очень естественны.

Голос был громкий, но не крикливый, грудной. Тенор . Пел. Репертуар: "Нас венчали не в церкви", "Я вас люблю, люблю безмерно", "Замучен в тяжелой неволе", "Варшавянка", "Вставай, подымайся, рабочий народ", "Смело, товарищи, в ногу", "День настал веселый мая", "Беснуйтесь, тираны", "Vous avez pris Elsass et Lorraine", "Soldats dix-septieme".

Говорил быстро. Стенографисты плохо записывали. Может быть, впрочем, и не потому, что быстро или не столько потому, а потому, что 1) стенографисты у нас были тогда плохие и 2) конструкция фраз была у него трудная.

В сборнике "Леф" есть статья, в которой авторы, разбирая структуру речи Ильича, приходят к выводу, что конструкция речи (фраз) латинская.

Ильич мне как-то говорил, что он в свое время очень увлекался латинским языком.

Голос выразительный, но не монотонный. Особенно выразительны и в отношении модуляции были его "zwischenrufe" . Я их как сейчас слышу.

Речь простая была, не вычурная и не театральная, не было ни "естественной искусственности", "певучая" типа французской речи (как у Луначарского, например), не было и сухости, деревянности, монотонности типа английской - русская речь посредине между этими крайностями. И она была у Ильича такая - посредине - типичная русская речь. Она была эмоционально насыщена (Ильич, как все Ильичи вообще очень эмоционален), но не театральна, не надумана; естественно эмоциональна. Модулирования не были штампованно однообразны и стереотипны.

Плавная и свободная. Слова и фразы подбирал свободно, не испытывая затруднений. Правда, он всегда очень тщательно готовился к выступлениям, но, готовясь, он обдумывал не фразы, а план речи, обдумывал содержание, мысли обдумывал.

Говорил всегда с увлечением - было ли то выступление или беседа. Бывало часто - он очень эмоционален был, - готовясь к выступлению, ходит по комнате и шепотком говорит - статью, например, которую готовится написать. На прогулке, бывало, идет молча, сосредоточенно. Тогда я тоже не говорю, даю ему уйти в себя. Затем начинал говорить подробно, обстоятельно и очень не любил вставных вопросов. После споров, дискуссий, когда возвращались домой, был часто сумрачен, молчалив, расстроен. Я никогда не расспрашивала - он сам всегда потом рассказывал - без вопросов.

На прогулках часто бывали случаи, когда какая-нибудь неожиданная реплика показывала, что, гуляя, он сосредоточенно и напряженно думал, обдумывал и т. д.

"Лезет на живописную гору, а думает совсем не о горе, а о меньшевиках". (см.: "Воспоминания" Эссен-Зверь) .

В этом же и беда была во время начала болезни. Когда врачи запретили чтение и вообще работу. Думаю, что это неправильно было. Ильич часто говорил мне и о своем критическом отношении к этому запрету: "Ведь они же (и я сам) не могут запретить мне думать". Он очень любил читать беллетристику. Чтение отвлекало бы от мыслей и перебивало бы их .

Потребность высказаться, выяснить у него была всегда очень выражена. Помню случай, давно еще, до ссылки, когда он как-то говорил мне, что нужно было устроить явку каких-то тт. и я предложила свою квартиру, не спросив "кто и что". Вспоминая об этом как-то он сказал: Что меня удивило - это что ты не задала ни одного вопроса.

Случаев выпадения из памяти слов, фраз и оборотов или непонимания смысла и значения слов собеседника не было. Наоборот, необычайно быстро улавливал смысл и значение. Его записи - часто одним словом, одной фразой. Способности копировать речь и подражать звукам животных не было, насколько знаю. Не делал этого.

Дома, если какой-либо вопрос его сильно волновал, всегда говорил шепотком. Войну он ненавидел глубоко, например, - беды, которые она несет массам. Вообще он мягкий человек был. Вот эта формула Троцкого - ни мира, не войны. Как он боролся против нее, считая неправильной. А дома [шепотком?] "а вдруг?" - а вдруг все [же?].

Очень бодрый, настойчивый и выдержанный человек был. Оптимист.

В тюрьме был - сама выдержка и бодрость. Во время болезни был случай, когда в присутствии Ек Ив я ему говорила, что вот, мол, речь, знаешь, восстанавливается, только медленно. Смотри на это, как на временное пребывание в тюрьме. Ек. Ив. не поняла - говорит: "Ну, какая же тюрьма, что Вы говорите, Надежда Константиновна?"

Ильич понял - после этого разговора он стал определенно больше себя держать в руках.

Любил напевать и насвистывать.

Писал ужасно быстро, с сокращениями. Читать его трудно. Писал с необыкновенной быстротой, много и охотно. К докладам всегда записывал мысль и план речи. Записывал на докладах мысли и речи докладчика и ораторов. В этих записях всегда все основное было схвачено, никогда не пропущено.

Почерк становился более четким, когда писал что-либо (в письмах, например), что его особенно интересовало и волновало.

Письмо было связано и логически последовательно. Пропуск букв (гласных часто) и слогов практиковал очень часто, в целях ускорения письма, так же как и недопись слова. Описки - нет, возможно, и были, но не часто.

Рукописи писал всегда сразу набело. Помарок очень мало. Копировать чужой почерк никогда не пробовал .

Преобладания устной или письменной речи не было. По-моему, и та, и другая были развиты гармонично . Легко и свободно и писал, и говорил.

Статистические таблицы, цифры, выписки писал всегда необычайно четко, с особой старательностью, - это "образцы каллиграфии". Выписывал их охотно, всегда и цифрами, и кривыми, и диаграммами, но никогда не диаграммами изобразительными (в виде рисунков). Так одна статья (1912-1913 г.) в полном собрании сочинений фигурирует как его статья и к ней диаграмма с рисунками. Это не его статья и диаграмма. Это мои. И диаграмма рисунком - одно из доказательств .

Статистическую графику использовал широко, чертил сам и очень четко.

Никак и никогда ничего не рисовал.

Читал чрезвычайно быстро. Беллетристику читал всегда медленнее, чем специальную литературу. Читал про себя. Вслух ни я ему, ни он мне никогда ничего не читали, в заводе этого у нас не было: это же сильно замедляет.

Шепотом при чтении иногда говорил, что думал в связи с чтением.

Вдаль видел [нрзб.] хорошо. Они с мамой (моей) часто соревновались в этом деле (она дальнозоркая, он нет). Но у него ведь вы знаете, глаза были разные.

Глазомер у него был хороший - стрелял хорошо и в городки играл недурно.

Цвета и оттенки различал очень хорошо и правильно. В сумерки? Наверное видел хорошо. Галлюцинаций, иллюзий, неузнаваний и т. д. не было.