Федор Раззаков - Гибель советского кино. Тайна закулисной войны. 1973-1991

Не менее мощным окажется «еврейский» прорыв и в советском кинематографе, что вполне объяснимо, если учитывать, что, даже несмотря на все ограничения, которые советские власти стали чинить евреям в этом виде искусства в последние два десятилетия, евреи все равно составляли значительный процент деятелей кино. Поэтому, когда перестройка открыла для них все шлюзы, они, что называется, «отбомбились» на всю катушку. Как писал уже известный нам специалист по советско-еврейскому кинематографу М. Черненко:

«На экраны Советского Союза обрушится шквал «еврейских» фильмов самого разного рода, жанра, тематики и проблематики, который позволит иным восторженным современникам, свидетелям и соучастникам этого обвала предположить рождение особого «еврейского» кинематографа, подобного тому, который существовал в середине двадцатых и начале тридцатых годов ХХ века. И хотя этого не произошло, тем не менее выброс «еврейской кинематографической энергии» был столь силен и могуч, что инерция его ощущается и спустя целое десятилетие…

В 1990 годуна экраны Советского Союза вышло 22 документальных и игровых фильма, в которых, в той или иной степени, звучали еврейские мотивы. В 1991 годутаких фильмов было 40. В следующем году волна начала спадать – первый слой тематики был снят, но общий счет сезона все же составил 26 названий. А в целом за три первых бесцензурных года на экраны Советского Союза, а затем и независимой России вышло 88 фильмов, касавшихся еврейской проблематики на нашем общем кинематографическом пространстве…

Отечественный кинематограф всего за три года свободы заполнил огромную «черную дыру», образовавшуюся после насильственной ликвидации еврейской культурной, общественной и вообще какой-либо национальной жизни на территории СССР. В течение трех сезонов советский экран возвращал советскому еврейству запущенные долги не просто с процентами, но с процентами сложными и сверхсложными, торопясь, захлебываясь от эмоций, азарта, страха…»

В этом пассаже странным выглядит заявление о дискриминации еврейской национальной жизни в СССР. Ведь у евреев была своя автономия – Биробиджанская АО, – где эта самая национальная жизнь была представлена в полном объеме. Точно в таком же, как это имело место в отношении других 100 народностей, которые населяли, к примеру, Россию. Советская власть всегда стремилась в равной степени развивать национальную самобытность народов СССР, другое дело, что на этом поприще не все проходило гладко. Но ведь это вполне объяснимо: такого многонационального государства, каким был СССР, в мире больше не существовало, поэтому естественно, что не все получалось. Однако заявлять о том, что у советских евреев «была ликвидирована культурная, общественная и вообще какая-либо национальная жизнь на территориии СССР», – значит откровенно лгать.

Наоборот, с тех пор как в начале 70-х Израиль взял курс на обострение отношений с СССР, советские власти делали все возможное, чтобы предоставить евреям еще большие права и возможности, причем даже в ущерб другим народностям СССР. Например, право уехать из страны и сменить место жительства имели только евреи и никто больше. А ведь на тот момент в СССР проживало более 100 народностей, из которых евреи были не самым многочисленным – всего около 2 миллионов человек. Другое дело, что концентрация евреев в советской элите (в науке и культуре) была несравнимо большей, чем у большинства других народностей. И это позволяло им диктовать руководству страны свои условия. Однако чем больше власти уступали евреям, тем больше им хотелось новых привилегий. В итоге эта игра в уступки и привела к тому, что еврейская элита решила одним разом разрубить этот «гордиев узел»: окончательно ликвидировать советскую власть и поиметь от этой победы максимум возможного. И к концу 1990 годамногие факты указывали на то, что евреи близко подобрались к этой своей цели. И вновь обратимся к воспоминаниям М. Черненко:

«В конце 90-го, на волне первой дюжины «еврейских» фильмов, одновременно выплеснувшихся тогда на экраны, режиссеру Владимиру Двинскому, дистрибьютору Расиму Даргях-заде и мне, критику Мирону Черненко, пришла в голову безумная мысль провести в центре Москвы, на площади Маяковского, в кинотеатре «Москва», первый в истории государства российского фестиваль отечественных «еврейских» фильмов. И не просто провести, но открыть его в дни еврейской Пасхи. А если и этого мало, то отпраздновать заодно очередную годовщину образования «сионистского монстра» на Ближнем Востоке, именуемого Государством Израиль.

Сегодня трудно представить себе ажиотаж, разгоревшийся вокруг этой затеи: гудящую еврейскую толпу, теснившуюся у касс, пикетчиков из общества «Память», демонстрировавших свое арийское негодование по поводу сионистских безобразий. А рядом с ними, на всякий пожарный случай, патрулировали, стараясь не выделяться, спортивные ребята из молодежной сионистской организации «Бейтар», которые приехали из советского еще Киева…

На первом фестивале были показаны сразу несколько десятков игровых и документальных картин, снятых на всех, кажется, студиях тогдашнего Советского Союза – в Киеве и Ташкенте, Ленинграде и Москве, Душанбе и Свердловске, Минске и Алма-Ате… Речь шла о неожиданном появлении еврейской проблематики на экране, причем в массовом масштабе, и потому осмысливать уже приходилось не столько каждую отдельную картину, но весь феномен в целом. К тому же еврейская тема становилась модной. В нее, как во все, еще недавно табуированное всемогущей советской властью, было выгодно вкладывать деньги, благо немереные виртуальные безналичные спустя кратчайшее время возвращались вполне реальным «черным налом»…»

А что же державники, как они вели себя в те дни? В декабретого же года Союз писателей России провел в Москве свой очередной съезд. Обеспокоенность складывающейся в стране ситуацией звучала практически в каждой произносимой речи. Например, писатель Валерий Рогов заявил следующее:

«Возникшая внутри страны «пятая колонна» поборников западного образа жизни, а попросту «пятая колонна» Запада, уже многого достигла. Мы уже так далеко отступили от своих национальных и социальных идеалов, что положение, пожалуй, можно сравнить лишь с 41-м годом. Потому что дальше отступать некуда. Вспомним, как еще недавно кликушествовали прорабы перестройки: «Дальше!.. дальше!.. дальше!..» Теперь мы видим – и, по-моему, это осознает большинство народа, – что их «дальше» означает превращение страны в полуколониальную, раздробленную территорию, над которой будут властвовать транснациональные монополии.