Дмитрий Жвания - ПУТЬ ХУНВЕЙБИНА

Дознание шло около месяца. Я уже приготовился к отсидке. Тогда действовал знаменитый указ Президиума Верховного Совета СССР «О внесении изменений и дополнений в закон СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления», который предписывал выносить более суровые наказания за публичные оскорбления или дискредитацию высших органов власти. Меня очень заботила моя профессиональная судьба. Я очень не хотел быть недоучкой. Однажды я зашел в деканат, чтобы поговорить с деканом - доктором философии Юлией Сморгуновой. Она была в курсе, что я под колпаком КГБ. «Ваша политическая деятельность - это одно дело, учеба в институте - совсем другое. Вы хороший студент. Исключать вас не за что. Отсидите в тюрьме - восстановитесь на факультете. Но я убеждена, что все закончится хорошо», - поддержала меня декан. Пока шло дознание, Съезд народных депутатов отменил статью Уголовного кодекса об антисоветской агитации и пропаганде. Я вздохнул с облегчением. Но впредь стал действовать осторожнее.

Расцвет анархистской вольницы в Советском Союзе пришелся на 1989-1990 годы. Весной 1989-го из Социалистической Федерации выделялась Конфедерация анархо-синдикалистов (КАС), возглавляемая Андреем Исаевым и Александром Шубиным - московскими студентами-историками.

Лидерам КАС черные анархистские знамена надоели очень быстро. Андрей Исаев сейчас занимает теплое место заместителя председателя Федерации независимых профсоюзов, стал видным «медведем» и председателем думского комитета по труду и социальной защите. Правда, благодаря Андрею я познакомился с одной очень пожилой анархисткой, не помню, как ее звали, помню только, что имя и отчество ее были еврейской классикой, то ли Сара Самуиловна, то ли Роза Моисеевна. Эта женщина примкнула к анархистам в начале 20-х, будучи юной студенткой, за что и поплатилась вскоре. Около 30 лет она провела в тюрьмах и лагерях. Она рассказывала, что в большевистских застенках анархисты быстро находили общий язык с эсерами, держались вместе, а с троцкистами никогда не удавалось наладить общение, те держались особняком, высокомерно относились к «мелкобуржуазным» революционерам. Она видела на этапе соратника Троцкого Смилгу, тот был в длинной серой шинели, держался особняком, делая вид, что не замечает анархистов и эсеров.

Исаев меня также познакомил с другой смелой женщиной – историком Натальей Михайловной Пирумовой, автором биографий Бакунина и Кропоткина. Наталья Михайловна затем приглашала меня на научные конференции, посвященные истории, философии и идеологии анархизма. В октябре 1989 года я, Исаев и Петя Рауш приезжали в Тверь для участия в конференции, приуроченной 175-летию Бакунина. Помню, Сергей Ударцев, правовед, автор монографии о правовых взглядах Кропоткина, дал мне и Раушу по 25 рублей – «на дело».

После весеннего провала АКРС (м) распался. Ребята испугались. Они поняли, что не готовы страдать за анархию. И лишь Макс Пацифик был полон решимости доказать, что борьба продолжается. «Ты же не собираешься прекращать деятельность?» - спросил он меня. И я до сих пор благодарен ему за этот вопрос. Конечно, для меня это было только начало.

Мы с Максом почему-то придерживались комсомольской традиции: для того чтобы создать организацию, нужно собрать не менее трех человек. Двух для этого недостаточно. Поэтому мы решили временно примкнуть к раушевской АССе – все же анархисты. Нас приняли на общем собрании.

На одно из собраний, которое проходило все в том же ДК Пищевиков на улице Правды, пришел молодой человек – лет 27, звали его Равиль. Он оказался членом Демократического союза и предложил АССе взять у него в долг 450 рублей на выпуск газеты, чтобы потом отдать 550 (по тем временам – большие деньги). То есть предложил кредит. Предложение потонуло в дискуссии: брать – не брать. Я молчал. С Раушем спорить бесполезно, деловые вопросы обсуждать – бессмысленно. После собрания я подошел к Равилю и сказал, что согласен с его предложением. Равиль деньги дал. К тому времени я подружился с Вольбергом. И он помог в изготовлении макета. Все теоретические статьи написал я. Вскоре Илья сказал мне: «У Рауша одна говорильня! Уже несколько месяцев обсуждаем программу и устав. Вижу, что ты человек дела. Предлагаю тебе возродить АКРС». Я, конечно, согласился с предложением Ильи. Так в рамках АССы возродился АКРС. Произошло это в конце мая 1989 года.

30 мая 1989 года мы совместно с АССА в ДК Кировского завода провели торжественное собрание, посвященное 175-летию со дня рождения М.А. Бакунина. В зале собралось 130 человек. Причем публика была весьма разношерстной: работники кировского исполкома, райкома, журналисты, философы, психологи, члены Демократического союза и Рабочего клуба, а также просто люди с улицы. Я сделал доклад «Бакунин и современность».

«Страсть к разрушению есть творческая страсть!» - эти слова Бакунина вот уже полтора столетия не дают спокойно спасть всякого рода эксплуататорам, власть предержащим и просто трусливым обывателям, - начал я. - С этими словами шли на верную смерть совершат свои акции француз Равашоль, итальянец Казиеро, испанцы Хуан Моккези и Франсиско Гонсалес, а также наш соотечественник Нестор Иванович Махно.

«Страсть к разрушению есть творческая страсть!» - скандируя этот лозунг, шли грудью на штыки национальных гвардейцев молодые бунтари в 60-е. «Страсть к разрушению есть творческая страсть!» - эти слова и впредь будут написаны красными буквами на черных знаменах анархистов».

Доклад я завершил словами: «Бакунин помогает найти выход из нынешней сложной ситуации. Этот выход - Социальная революция». Затем слово взял Рауш. Он долго и нудно зачитывал программные положения АССы. Затем прочел манифест «Бакунин и таккеровцы 80-х», в котором Бакунин критиковался за приверженность идее революции, панславизм и антисемитизм!

Кроме того, Рауш, отвечая на вопрос, будет ли он баллотироваться на выборах в местные Советы, заявил, что не исключает для себя такой возможности. Я ухватился за это его высказывание, чтобы использовать его как предлог для формального развода с реформистской АССой.

Вскоре вышел первый номер «Голоса Анархии». Это была первая анархическая газета в Советском Союзе после 60-летнего перерыва! Отпечатали ее где-то в Прибалтике. Отвозили макеты и привозили тираж парни из Народного фронта. Сейчас они в истеблишменте – почти что медиамагнаты, и я не буду называть их фамилии. На последней полосе «Голоса» мы поместили «Ультиматум анархо-коммунистов», в котором заявили, что «считаем заявление Петра Рауша противоречащим основным принципам анархизма». И потребовали: «либо Петр Рауш публично признает ошибочность своего заявления, либо, если это мнение является общим мнением Анархо-синдикалистской свободной ассоциации, мы выходим из нее, и будем считать себя самостоятельной единицей в составе КАС». Мы, зная Рауша, понимали, что он не будет отрекаться от своего заявления – да и не заявил он тогда ничего криминального. Затем москвичи выдвигались в местные советы, но, несмотря на это, мы с ними сотрудничество продолжали. Я считал, что ультиматум нужен, чтобы провести в анархистской среде линию между революционерами и реформистами. Честно говоря, зря мы тогда так поступили с Петей. Но разрыв АКРС с его АССой был все равно неизбежен.