Питер Шинни - Нубийцы. Могущественная цивилизация древней Африки

То, что такая интерпретация не может быть очень уж ошибочной, видно из значительного сходства мероитских иероглифических форм с хорошо знакомыми египетскими, и даже некоторые курсивные знаки очень схожи с египетским демотическим письмом. Остальные курсивные знаки не выказывают явного отхода от египетских, так что мы не можем сказать, где они были изобретены, – они вполне могли быть непосредственным местным изобретением. Хотя никто не оспаривает тот факт, что, как представляется, фонетические соответствия установлены верно, остаются все же некоторые сомнения касательно значений гласных знаков. Подозрительны и несколько вариантов написания для знаков "t" и 't , а также гласные. В процессе установления фонетических значений стало видно, что две или три вертикальные точки используются как разделители слов.

Гриффиту удалось продвинуться в понимании очень большого числа погребальных надписей на столах для жертвоприношений, найденных на кладбищах, в основном в Шаблуле и Караноге, работа эта была с успехом продолжена Хитце. К настоящему времени известно более двухсот экземпляров подобного рода надписей, часть из них была сделана на столах для жертвоприношений, а другая – на стелах. Надписи эти выполнены по единому образцу: почти все, за исключением единичных, начинаются со слов weši : šereyi. После этого обычно следует группа знаков, различных во всех текстах, а за ней двойная фраза, половина которой начинается с ate или at. Предполагая, что надпись должна содержать имя усопшего, можно видеть, что единственное место, на котором оно может находиться, есть третья группа знаков; именно здесь тексты значительно отличаются друг от друга, а во многих случаях здесь же присутствуют группы слов, которые предположительно могут быть титулами, родословной и тому подобным.

Исходя из принципа построения этих погребальных надписей, можно догадаться, что они начинаются с заклинания, а зная надписи подобного типа египетским демотическим письмом, становится вполне понятно, что первые два слова представляют собой имена Исиды [51]и Осириса [52], «О, Исида, о, Осирис». За ними следуют имя, происхождение и восхваления усопшего, а заканчивается фраза ритуальной формулировкой, которая представляет собой предположительно молитву.

Вторая часть формулировки состоит порой из одного слова, различного от текста к тексту, и похожа на имя. Но эта часть, предшествующая формулировке ate, порой довольно значительна и почти во всех текстах состоит из нескольких слов, среди которых мы видим terikelewi и tdhelewi с незначительными вариациями. Схема укороченной версии текстов следующая: А (имя усопшего), В tdhelewi, С terikelewi. Слова В и С варьируются от текста к тексту и поэтому, как и слово А, являются именами. Целиком же этот раздел надписи может предположительно значить: А, сын В и С. Половая идентификация родителей (В и С) может быть установлена по наличию буквы r на конце имени С, но отсутствию ее у В. Поскольку, исходя из известных нам имен, r, как представляется, стоит в окончании мужских имен, то В становится матерью, а С отцом усопшего. Таким образом, вся формулировка может быть прочтена как: А, рожденный В, взращенный С (или очень близко к этому). Любопытной особенностью этих текстов является повторение во многих случаях слов terikelewi и tdhelewi, часто двойное, в нескольких случаях тройное, а один раз даже четверное. В случаях многократного употребления окончание -ewi обнаруживается только в последнем повторении слов, которые в других положениях заканчиваются на -l . Значение такого повторения не ясно. Гриффит считал, что многократное употребление этих слов было генеалогическим эквивалентом единичного выражения: «Можно сделать единственный вывод, что многократное удвоение сделано с целью подчеркнуть истинность происхождения». Хитце же придерживался мнения, что это имеет отношение к количеству браков родителей; таким образом, теоретически выражение «А, В, tdhel tdhelewi, С terikelewi» означает, что покойный А был рожден во втором браке его матери и в первом браке отца.

Кроме этой единственной частично удачной попытки интерпретировать погребальные надписи, удалось понять еще лишь немногие слова, главным образом заимствования, такие, как tewisti – поклонение, реlames – генерал или командующий, perite – представитель, – все из них египетского происхождения. Значения немногих мероитских слов были установлены по контексту, да и то зачастую предположительно: ate – вода, wayeki – звезда, demi – год, mash – солнце, kdi – женщина. Все имеют аналоги в нубийском языке, что и сделало возможным их интерпретацию.

Предпринимались попытки исследовать грамматические составляющие языка, но все они в высшей степени умозрительны. Прояснились лишь отдельные моменты; так, предположительно, в языке не существует категории рода, признаком множественного числа служит eh или -h, широко, как и в нубийском языке, применяются постпозиции [53]. Этим на сегодняшний момент и ограничиваются наши знания, и представляется маловероятным, что одним только анализом имеющихся текстов можно достичь большего. Пока не будет найден двуязычный текст одного содержания, скорее всего на египетском и мероитском, наиболее обещающим методом можно считать изучение живых языков, существующих в данном регионе и предположительно имеющих родство, пусть даже отдаленное, с мероитским. Собственно мероитский язык, можно сказать с уверенностью, является мертвым, но исходя из нашего знания африканских языков представляется маловероятным, что до нашего времени не дошло языков, имеющих родство с мероитским. Язык Древнего Египта также стал мертвым, за исключением ритуального использования во время служб в коптской церкви, но на многих родственных ему языках продолжают говорить в Африке.

Лингвистическая история этого региона содержит ряд проблем, среди которых самой насущной является происхождение нубийского языка. Известно, что нубийский был языком средневековых христианских государств Судана, но время его появления в долине Нила продолжает оставаться неясным. Первые сведения о нем мы получили из рукописей X в. н. э., но совершенно очевидно, что он был в употреблении задолго до этого периода. Имеются довольно убедительные гипотезы, что он был привнесен племенем ноба и вытеснил мероитский в начале IV в.

Мы ничего не знаем о разговорном языке домероитской эпохи, и вполне возможно, что во времена фараонов нубийский, а не мероитский был средством общения приречного населения. Нынешнее распространение различных диалектов нубийского языка вполне можно интерпретировать как происшедшее в результате распада лингвистического пространства нубийского языка, или придерживаться более распространенной точки зрения на арабский как на язык Запада, пришедший в эту речную долину с вторгшимися племенами ноба. Если эта гипотеза верна, то необходимо рассматривать мероитский как язык правящего класса; то, что такая ситуация вполне возможна, очевидно на примерах Африки наших дней, когда в различных ее частях правящие фамилии говорят на одном языке, а их подданные на другом.