Гюстав Коэн - История рыцарства во Франции. Этикет, турниры, поединки

Если защитник Люнетты побеждает на поединке, то происходит это, прежде всего, потому, что щитом ему служит божественная помощь. Поэтому, несмотря на численное превосходство врагов, уравновесить которое не может помощь его льва, ему и удается отправить негодяев на костер, который они предназначали для невиновной.

Самый древний пример судебного поединка в литературе, который я знаю, – это осуждение предателя Ганелона императорским судом в Аахене, в «Песни о Роланде» (середина XI в.).

Казалось бы, в данном случае, когда Гане л он, отчим Роланда, изобличен судом в измене, в том, что он сдал французский арьергард сарацинскому королю Марсилию, его надо предать казни. Но его не казнят. Еще более странно, что он получает право на судебный поединок, на котором сойдутся его защитник и обвинитель.

Написано в старой книге, что Карл созвал из многих стран своих вассалов. Все они собрались в Аахене. Там был торжественный съезд в день святого Сильвестра. Тогда и начинается история предателя Ганелона. Император повелел привести его к себе.

«Сеньоры бароны, – обратился король Карл Великий, – судите Ганелона по праву. Он был в моем войске в Испании; он предал двадцать тысяч моих французов, моего племяника, которого вы больше не увидите, и Оливье, сильного и куртуазного; и двенадцать пэров он предал за деньги». Ганелон сказал: «Пусть на меня ляжет позор, если я утаю это! Роланд присвоил мое золото и мое добро, поэтому я желал ему смерти и разорения. Но предательства тут никакого не было, я это не признаю». Франки ответили: «Мы будем держать совет».

Итак, подсудимый не признаёт себя виновным в измене, он просто совершил личную месть. Совет разберется. Странно, но многие высказываются в его защиту: «Оставим обвинение и попросим короля провозгласить Ганелона невиновным».

Единственный голос звучит диссонансом среди голосов пэров, которых Карл справедливо называет вероломными. Это голос Тьерри, брата Годфруа, герцога Анжуйского. Он уверяет, что, даже если Роланд был не прав в отношении Ганелона, племянник был на службе короля Карла, а потому неприкосновенен.

«Ганелон вероломен, и он – предатель; он нарушил клятву и совершил преступление в отношении вас. Поэтому я считаю, что его следует повесить».

Он готов подкрепить мечом свое мнение против выставленного обвиняемым защитника, каковым будет Пинабель (Рол., 3841–3849):

Он сказал королю: «Сир, это ваш суд: повелевайте. К чему столько шума! Я слышал слова Тьерри. Я отвергаю его обвинение и готов с ним драться». Он передает королю свою замшевую перчатку с правой руки. Император говорит: «Я требую важных заложников». Тридцать родственников предлагают в заложники себя. Король говорит: «Теперь я дам свои поручительства». Он приказывает поместить их под надежную охрану до тех пор, пока не будет установлено, кто прав. Тьерри в свою очередь дает Карлу правую перчатку. Император выпускает его на свободу под залог, потом приказывает принести на место четыре скамьи. Ожье Датский, выполняющий функции оружейного герольда, объявляет о вызове. Оба участника поединка, чтобы быть уверенными в том, что Бог окажет им поддержку, слушают мессу, принимают причастия, а до того делают щедрые подарки. Нацепив шпоры, надев кольчуги, пристегнув шлемы, опоясавшись мечами с золотым яблоком на рукоятке, повесив на шею щит и взяв в правую руку копья, они садятся на боевых коней.

Они сшибаются, щиты разлетаются на куски, кольчуги рвутся, седла падают на землю. Теперь они будут биться пешими, на мечах?

«О, Боже, – сказал Карл, – пусть восторжествует правый!»

Пинабель предлагает Тьерри сдаться. Тот отказывается следующей характерной фразой: «Пусть в этот день Господь из нас двоих укажет правого!»

В свою очередь, получив от противника предложение сдаться, Пинабель отказывается оставить дело родственника. Когда он ранит Тьерри в лицо, тот разрубает его шлем и голову и убивает наповал. Бой выигран (Рол., 3931–3933).

Франки закричали: «Бог сотворил чудо! По праву Ганелон должен быть повешен, и его родственники повешены вместе с ним».

С победителя снимают оружие, Карл обнимает его, бароны возвращаются в Аахен, и Карл снова советуется со своими герцогами и графами. По их совету он приказывает повесить тридцать заложников: «Предатель губит с собой всех». Вся знать согласна с тем, что Ганелона следует казнить, разорвав лошадьми на части. После этого финального суда император совершил возмездие:

«Ганелон умер смертью изобличенного негодяя. Когда один человек предает другого, несправедливо, чтобы он мог этим похваляться».

Судебный поединок занимает важное место в романах Кретьена де Труа, не столько в первых («Эрек» и «Клижес»), сколько в двух последующих – «Ланселот» и «Ивэн».

В «Эреке» мы видим обычные бои, где поединок двух рыцарей – то, что в военном смысле называется встреча, – без картеля, без вызова, без попытки установить контакт; после такого поединка недавние противники нередко становятся друзьями. То же мы видим и в «Клижесе», где они не связаны с судебным процессом.

Иную картину мы наблюдаем в «Ланселоте», где рыцарь бьется с Мелеагантом за освобождение королевы и логриенских пленников и когда он сражается за Кея, о чем мы уже упоминали.

В «Ивэне» судебный поединок описан гораздо подробнее, то ли потому, что Кретьен приобрел при шампанском дворе более обширные познания о нем, то ли потому, что он заинтересовался этой практикой и стал ее пропагандировать; возможно, что в 70-х годах XII века произошло широкое распространение судебного поединка в Центральной и Восточной Франции. Главным из таких поединков является тот, где Ивэн защищает Люнетту, обвиненную в предательстве своей хозяйки, и тот, где он защищает с сорокадневной отсрочкой интересы девицы, которую ее сестра лишила наследства:

Поскольку на поединке ни он, ни его противник Говэн не смогли победить, король Артур хитростью добивается от старшей из сестер признания в незаконном присвоении наследства. Попавшись в ловушку, та с неохотой соглашается признать младшую сестру своим вассалом за те земли, что она ей передаст.

На портале церкви в Клермоне на Уазе на задней стороне ниши имеется горельеф, сюжет которого никогда не объяснялся, а сам он никогда не демонстрировался, но который я сразу узнал благодаря «Повести о Граале». Действительно, на алтаре стоит дароносица, а перед алтарем – на различном расстоянии – три коленопреклоненных рыцаря, созерцающие чашу. Мне не составило труда назвать их имена: Ланселот, Персиваль, Галаад. Творчество Кретьена де Труа не завершилось вместе с его жизнью. Ему поразительно, невероятно повезло, что его «Персиваль» был продолжен различными писателями, работавшими независимо друг от друга, возможно, по его источнику. Более того, его «Ланселот» был продолжен и расширен другими авторами и превратился в «Ланселота в прозе», подобный кафедральному собору с многочиленными нефами и частями, различными по архитектуре. Именно этот «Ланселот в прозе» был известен Данте.