Владимир Найдин - Давнишние секреты

Хирург, который меня оперировал, славный и рукодельный парень, радостно улыбаясь, принес в марлечке целую пригоршню мелких камней и песка: “Все из вашего желчного пузыря. Прямо песчаный карьер, хоть грузи в самосвал”. Соседи уважительно хмыкнули.

Дальше все пошло обычным путем — удалялись трубки, заживлялись раны, снимались швы. Я уже ходил по палате, потом, шаркая тапками, гулял по старинному сводчатому коридору. Красиво!

Но старинным был не только коридор. Старше него был туалет. По-моему, он возник в чистом поле, рядом с ипподромом. И купец Солдатенков, меценат и благодетель, вокруг него и обустроил больницу для простого народа. Вполне логично. Он часто посещал ипподром, считался спортсменом (в те годы игроков на конных бегах, просаживавших целые состояния, называли этим именем) и, заглаживая вину, построил не церковь, а больницу. Церковь тоже, но уже позже. В советское время там, конечно, устроили морг. Начальство посчитало, что так ближе к небесам.

Но вернемся к туалету. Там все время было что-то сломано — то вода хлестала, не считаясь с ручками слива, то ручки слива намертво прилипали и вообще не пропускали воду. Еще и стульчаки-лиры были треснутыми. Если попа молодая и крутая, то как-то сесть можно, а если дряблая, лучше не садиться — прищемит, как тиски. Обратно не отдерешь. Да туалет вдобавок был общим — и мужским, и женским. И не запирался. Задвижки были содраны и понуро болтались на одном гвозде.

Когда я решил навестить это заведение и, кряхтя и стеная, только приблизился к нему, энергичная санитарка, страстно шуруя огромной замотанной шваброй, оглушила: “Мужчина, вы куда? Там дамы засели! Теперь их не скоро выковырнешь”. — “А как же?..” — “А так же — потерпите”. Однако, легко сказать…

Шаркая по коридору в поисках выхода, вдруг наткнулся на вывеску: “Клизменная”. Черным по светло-голубому фону. Красота. Рванулся к двери, но безуспешно. Заперто. Дежурная медсестра на мою просьбу меланхолично ответила: “Мы ее отпираем, когда есть нужда”, — и стала наматывать на розовый пальчик локон, свисающий с виска. А la Татьяна Ларина. Я обрадовался: “Да, да, вот у меня нужда!” — “У вас не та нужда. Здесь прочищаем больных перед операцией. А вы уже… того…” — “Как же быть?” — “Идите в нормальный туалет”. — “Там женщины засели”. — “Свистните им посильней, чтоб испугались. Тут лежал один крутой, так его охранник для шефа старался: свистел, как соловей-разбойник, и палкой от швабры стучал по кабинкам… Они сразу, как блохи, выскакивали. Ругались, конечно, но он и в ус не дул, улыбался — ишь, раскудахтались, мочалочки. Потом уж босс его проходил важно, степенно, все пальцы в перстнях и татуировках”. — “Нет, это не для меня”. — “Ну, тогда потерпите, отвлекайте себя разными мыслями”.

Побрел дальше, может, найдется какой-нибудь выход? Вдруг вижу на двери солидная табличка: “Здесь лежал и лечился В.И. Ленин в 1918 году”. Я даже остановился. Привык к мраморным доскам в память его выступлений. Разбросаны по всей Москве — на Ленкоме, на Доме кино, да мало ли где. А здесь не выступал, а лечился, как обыкновенный человек. Это с ним сближало. Да, но позвольте, куда же носила судно Надежда Константиновна или Мария Ильинична? В тот же туалет? А если там засели мужчины? Да еще и беспартийные?! Несознательные?! Тупиковая ситуация? Нет, нет, надо это выяснить.

Вернулся к задумчивой медсестре. Она серьезно спросила: “Чего ж вы не свистели?”. Про комнату Ленина а la Татьяна ничего не знала или притворялась — не хотела раскрывать отделенческие тайны. “Иногда мы там отдыхаем… с друзьями, там всегда заперто на ключ, — туманно объяснила девица. — Идите быстрей, там дамы уже выползли”. Я зашаркал побыстрей.

А наутро мой хирург-благодетель дал мне ключ от врачебного туалета и объяснил ситуацию. Как важно знать историю вопроса!

В прошлые времена в отделении было аж три туалета. Один был “М”, другой “Ж”, а третий всеобщий, кто быстрей займет. Но прибавилось количество врачей, различного оборудования, и заведующий решил перепрофилировать второстепенные (как он считал) помещения. В одном туалете сделали ординаторскую для молодых докторов: кабинки и унитазы снесли, на их месте установили столы с компьютерами и удобные крутящиеся кресла. Под ними в глубине шумела вода. Одним докторам мнилась горная река с перекатами, их клонило в сон, другие считали это виртуальной клизмой и, наоборот, взбадривались. Разнополярное воздействие. Что-то вроде снотворного со слабительным. Удачное решение.

Второй туалет отдали сестре-хозяйке. Она его заполнила своим добром — матрасами, подушками, пачками мыла, стопками простыней и подкладных пеленок. Еще там хранились врачебные халаты и много, много других не менее полезных предметов. Хозяйка повесила на дверь своей каптерки солидный амбарный замок. Я его видел. По-моему, его нельзя было сбить даже кувалдой.

Но теперь я имел блатной ключ от туалета, проблемы почти разрешились. Бачок все равно протекал. Но я повеселел и стал быстро выздоравливать. Трубки убрали, осталось только снять швы. В палате тоже произошли заметные перемены. Тяжелого больного выписали домой, чтоб он набрался сил перед следующей операцией. Дома, как известно, стены помогают и пукается гораздо веселее — некого стесняться. Так он и сообщил нам.

Вместо него поступил энергичный мужчина откуда-то из области. Кажется, из Дмитрова. Здоровье из него прямо выпирало. Как он залетел к нам, оставалось загадкой. Кажется, во время диспансеризации обнаружили какую-то тень в печени. Он очень трепетно относился к своему здоровью и по знакомству просочился в наш стационар. Для углубленной проверки. Здесь ему было скучно, и потому он все время тренировал свой стальной организм. Приседал до ста раз, отжимался от пола — восемьдесят. Поднимал за ножку свою кровать по пятьдесят раз. Каждой рукой. А шеей он крутил так рьяно, что мы с геодезистом опасались отрыва головы. К чертовой матери. Но он только хохотал и говорил: “Хрустит, зараза! Но я ее разработаю”.

Геодезист тоже был здоровяком, но каким-то рыхлым. А этот был как на пружинах. На привычный кроссвордный запрос: “Важная часть организма?” — он неизменно отвечал: “Член”. Было ему всего лет сорок, и он захватил в своем районе множество физкультурных должностей — тренер детской футбольной команды, организатор утренней зарядки на ткацкой фабрике, командор ежегодного пробега Дмитров — Москва и обратно (это чуть больше ста пятидесяти километров), главный судья весенне-осенних кроссов и т.д. и т.п.

Узнав о моем спортивном прошлом (лет пятьдесят назад), пришел в неподдельный восторг. “Какой кадр! — вопил он, стоя в “березке” на лопатках и энергично болтая ногами,— врач-спортсмен!” Переворачивался на живот и делал “кольцо” — пятками пытался достать свой затылок. “Я с ходу вам предлагаю — немного подлечитесь, и вместе побежим кросс. Я вас запишу в среднюю возрастную группу — там дистанция двадцать километров. По осеннему лесу — желтые листья, свежий ветерок, ласковый дождик. А?” Увидев изумление в моих глазах, он поправлялся: “Ну если двадцать вам многовато, то давайте десятку, это уже совсем легкая прогулка. Пробежите и не заметите”. Я туманно пообещал в недалеком будущем рассмотреть такое заманчивое предложение. Мы обменялись телефонами, и он потом не раз мне звонил, приглашая то на открытие футбольного сезона, то на закрытие городошного, а иногда просто на шашлычки, чтобы отдохнуть у реки и расслабиться. Хороший и гостеприимный парень, абсолютно бескорыстный. Что я ему?