Ладислас Фараго - Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании

На первом этапе операции немцы употребили все свое влияние на венгерские власти для того, чтобы задержать выдачу госпоже Мольнар разрешения на выезд. Затем Мацхольд должен был выехать в Турцию, познакомиться с Эрлом, представившись доверенным лицом Адриенны, и начать выкачивать информацию из влюбленного американца. 4 февраля на немецком почтовом самолете Мацхольд вылетел в Турцию. Вечером того же дня он уже беседовал с Эрлом в его гостиничном номере. Он представился как нежно любящий Адриенну старый друг и опекун и одновременно как антифашист-подпольщик, располагавший ценнейшей информацией о движении Сопротивления. Ведь для немцев с самого начала не было тайной то, что главная цель приезда Эрла состояла в возобновлении отношений со старыми друзьями-антифашистами.

Мацхольд старался как мог, и Эрл отнесся к нему очень приветливо. Он передал журналисту деньги для Адриенны и поделился некоторой информацией, которая показалась Мацхольду настолько важной, что он решил немедленно отправиться в Берлин на доклад Ликусу.

Эрл рассказал, как сопровождал президента Рузвельта в Касабланку, добавив некоторые подробности этой встречи «Большой двойки». Среди прочих вопросов повестки дня конференции в Касабланке было обсуждение решения о вторжении на Сицилию, которое должно было состояться сразу же вслед за тем, как Северная Африка будет полностью очищена от немецких и итальянских войск.

Информация Мацхольда произвела эффект взорвавшейся бомбы. То, что раньше было пробным контактом, превратилось в важнейшую секретную миссию. Министр иностранных дел лично уполномочил Мацхольда развивать отношения с Эрлом, используя Адриенну поначалу как приманку, а затем как посредника. Хитрый Риббентроп сразу понял, что в лице Эрла получил неожиданный канал связи с самим Рузвельтом и теперь можно воспользоваться этим, попытавшись внушить президенту некоторые полезные для немцев мысли. В частности, почему бы не попытаться убедить американского президента в том, что помощь Советскому Союзу может привести к мировому господству большевизма, а в том мире, как заметил Риббентроп, «не будет места для миллионеров Рузвельта и Эрла».

28 февраля Мацхольд вновь отправился в Анкару на очередную встречу с Эрлом. На этот раз она состоялась в гостиничном номере Мацхольда. После привета от Адриенны с заверениями о том, как она жаждет снова встретиться с Хефти, Мацхольд передал Эрлу конверт, который «предназначался президенту США». В конверте было несколько серий марок, выпущенных в основном в оккупированных Германией странах, в том числе несколько «очень редких» марок, выпущенных недавно в Хорватии.

«Когда я был в Вашингтоне, – заявил Мацхольд, – мне несколько раз приходилось обмениваться марками с господином президентом. Пожалуйста, передайте ему привет от знакомого филателиста, а также эти марки в знак моего глубокого уважения. Я уверен, что теперь их не так просто достать в Америке, поскольку США оказались оторваны от Европы».

МИД Германии через абвер приобрел эти марки для того, чтобы Мацхольд мог сыграть на этом пристрастии американского президента и сделать его более податливым при дальнейших контактах. На конверте, возможно рукой одного из сотрудников абвера, было написано: «Господину Президенту Соединенных Штатов лично от Луи А. Мацхольда».

Эрл отправил конверт президенту ближайшей почтой, сохранив напечатанную или написанную на конверте надпись [210]. Через некоторое время Мацхольду удалось втянуть представителя президента в обсуждение любимой темы Риббентропа о большевиках. Он уже знал, что Эрл тоже помешан на проблеме «красной угрозы». Губернатор одинаково не любил фашистов и коммунистов и не видел разницы между ними.

Эрл разразился длинной едкой тирадой в адрес большевиков, хотя время для этого было совсем не подходящим. Ведь США и Советский Союз были союзниками, и в Вашингтоне косо смотрели на подобные разговоры, которые могли бы скомпрометировать президента.

В пылу беседы Эрл пытался убедить Мацхольд а в том, что Германия уже проиграла войну. «Как только закончится кампания в Северной Африке, – заявил он, и Мацхольд в дальнейшем упомянул эти слова в рапорте на имя Ликуса, – мы высадимся в Европе в 34 различных местах. И начнем с Сицилии. Я это точно знаю, ведь я сопровождал президента в Касабланку и знаю все, что они там обсуждали с Черчиллем».

Мацхольд снова посчитал, что получил от американца важнейшие сведения, и поспешил вылететь в Будапешт. По дороге он написал на 15 страницах подробный отчет о встрече с американцем, который отправил курьерской почтой Ликусу.

Затем внезапно наступил кризис, предвестником которого стала телеграмма, которую Эрл отправил Мацхольду на следующий день после его отъезда. Он просил журналиста срочно вернуться в Стамбул. Мацхольд возвратился 3 марта. На следующий день Эрл пригласил его к себе в гостиницу. Он выглядел явно испуганным.

«У меня проблемы, Луи, – заявил он. – На следующий день после нашей последней встречи ко мне зашел Геди, бывший корреспондент «Нью-Йорк таймс», который сейчас большая шишка в представительстве английской разведки здесь, в Турции. Он под большим секретом сообщил мне, что ваша комната в той проклятой гостинице прослушивалась русскими. Они записали каждое слово нашего разговора» [211]. Эрл продемонстрировал Мацхольду пару записей на фонографе. «Геди заверил меня, что англичане не стали бы так подло со мной поступать. Каким-то образом им удалось выкрасть эти записи у коммунистов. Я не знаю, что со мной будет, если о нашем разговоре узнает президент, особенно о той его части, где я прямо высказался о том, что думаю об этих проклятых большевиках и немцах».

Как отметил в своем отчете Мацхольд, Эрл заявил, что в будущем они уже не смогут встречаться, так как англичане и русские, скорее всего, взяли его под наблюдение. В то же время, как добавил Эрл, он был бы благодарен, если Мацхольд продолжит свои хлопоты за Адриенну, которая все еще ждет в Будапеште разрешения на выезд. Мацхольд немедленно поставил Ликуса в известность о таком странном повороте событий. Вместе они решили попросить венгерские власти разрешить Адриенне выехать к Эрлу в Турцию. Если Мацхольд потеряет прямой выход на такой фантастический источник информации, в будущем он сможет получать и передавать сведения через девушку.

Поначалу турки отказали Адриенне в визе на въезд в страну. Казалось, что на отношениях с американцем можно было ставить крест, однако позднее девушка телеграммой сообщила Эрлу, что 24 апреля вылетает к нему. Однако, как оказалось, представитель президента устал ждать ее приезда и его стали часто видеть в обществе молодой бельгийки. Эрл отправил Адриенне телеграмму, в которой просил ее оставаться в Будапеште и забыть о нем. Он обещал заботиться о ней, раз в полгода переводя ей деньги. Расстроенная Адриенна показала телеграмму Мацхольду. Тот посоветовал не обращать на нее внимания. «Сделай вид, что не получала ее, – сказал он рыдающей девушке, – поступай, как мы планировали, и поддерживай со мной связь. Если все будет хорошо, через неделю или две я тоже приеду в Турцию».