Ладислас Фараго - Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании

Первым прыгал Кароли. В последний момент Хансен, казалось, заколебался, но лишь на миг. Гартенфельд поторопил его.

– Чего ты ждешь парень, – крикнул он. – Давай! Хансен тоже ступил в темноту. «Я видел, как раскрылись оба парашюта, – рассказывал Гартенфельд Риттеру. – Я в этом уверен».

Кароли приземлился на небольшую полянку на краю рощи, но Хансен опустился прямо на деревья, отделался от парашюта и прыгнул на землю.

– Все в порядке? – спросил Кароли.

– Не думаю, – проворчал Хансен. – Schoene Scheisse. Похоже, я сломал лодыжку.

Кароли оцепенел. К этому они не были готовы.

– Что будем делать?

– Густав, ты иди и оставь меня здесь. Кто-нибудь найдет меня, и, возможно, я что-то придумаю. Не думаю, что они вешают шпионов со сломанными ногами.

– Так не пойдет, – ответил Кароли. – Мы или выплывем вместе, или потонем вместе. Предоставь это мне. У меня есть идея. Смотри. У нас же есть рации. – И он показал на приемопередатчики, сброшенные на другом парашюте. – В Вольдорфе прослушивают круглые сутки. Что ж, они услышат нас раньше, чем рассчитывали. Я свяжусь с майором, а у него здесь есть этот валлиец. Может быть, он сумеет направить его к нам на выручку.

Он без труда связался с Вольдорфом, а оттуда в пять утра позвонили Риттеру и доложили, что у 3725 неприятности.

Риттер примчался в Вольдорф, «переговорил» с Кароли, затем связался с Джонни и попросил его помочь ребятам в Солсбери. Джонни радировал в ответ:

«Это очень опасно».

Но Риттер ответил:

«Ты должен ехать! Это наши лучшие люди. Им нужна помощь. Ты один можешь спасти их».

Но конечно, Риттер не обменивался радиограммами с Джонни.

У Джонии не было доступа к его рации.

Риттер разговаривал непосредственно с МИ-5.

Он выдал своих людей, невольно, не ведая этого конечно же, но тем не менее глупо и безнадежно.

С этого момента эта группа полностью контролировалась англичанами. Вызвали Джонни и отправили на помощь Хансену и Кароли в соответствии с тщательно разработанным планом Риттера, переданным Кароли.

Молодой швед должен был укрыть датчанина в роще, устроив его насколько удастся удобнее, а затем отправиться на вокзал в Солсбери и там ждать Джонни. В лихорадочном радиообмене Риттер описал Кароли Джонни и Джонни – Кароли. Для опознания был сообщен пароль. Затем Джонни должен был сопровождать Кароли обратно к Хансену, который ожидал в роще, и вместе должны были доставить покалеченного к надежному хирургу.

После этого Кароли мог действовать самостоятельно, пока Хансен не оправится, в конце концов, у каждого была собственная рация.

Джонни выполнил это фантастическое задание. На их последней явке в Лиссабоне несколько месяцев спустя он рассказал Риттеру, как все было.

– Поверите, доктор, ну и понервничал я тогда. Я прибыл на вокзал к назначенному вами времени, но не спешил подойти к тому парню и понаблюдал за ним. Я хотел удостовериться, что он один. В зале было не так много людей. Ваш человек стоял один, как будто изучая расписание. Со стороны в нем не было ничего необычного.

Когда я, наконец, подошел к нему и, притворившись, будто рассматриваю расписание, назвал пароль, он отрывисто спросил: «Куда доставить моего друга?» Я дал ему адрес знакомого врача, надежного валлийца, и сказал, когда врач будет ждать его.

Они прибыли точно вовремя, высокий тащил того, что поменьше. Мне вдруг понравился этот датчанин, и, пока доктор накладывал гипс, я сказал, что он может в любое время связаться со мной, мы можем даже поработать вместе. Он ничего не сказал, даже не кивнул. Он одиночка, я думаю, он словно утес. Врач сказал, что парень побудет у него дома, с тех пор я его не видел и ничего о нем не слышал.

В действительности все было не совсем так.

В сопровождении врача и санитарной кареты, а также группы агентов специального отдела Джонни прибыл на явку и указал на этих двух парней. Там же была пара довольно оживленных людей, как бы наблюдавших за всем со стороны.

Они были из «Двойного креста».

Все прошло даже слишком хорошо. До сих пор Джонни был практически их единственной ценностью. Но теперь, когда в их руках оказались еще двое, они надеялись на серьезные подвижки.

Молодой датчанин, которого Риттер считал фанатичным нацистом, преданным Германии, стал первым на обработку. После длительных и задушевных дискуссий с интеллектуалами из «XX» по поводу основных проблем нашего времени Хансен стал видеть некоторые вещи в ином свете – отчасти даже с британской точки зрения – и согласился стать двойным агентом.

Майор Робертсон, сообразительный, проницательный и добродушный наставник «Двадцатки» (как «Двойной крест», или «XX», называли его сотрудники), дал Хансену кодовое имя Тейт в честь популярного комедийного актера Гарри Тейта, которого он несколько напоминал. В качестве контролера к нему приставили Рассела Ли, который был также и радистом, хотя ожидалось, что Хансен будет сам работать на своей рации. После того как сняли гипс, Гарри (как новые приятели называли Тейта) поселили на одной из конспиративных квартир МИ-5 на окраине Уэтфорда, в 18 милях от штаб-квартиры «Двойного креста» в Лондоне.

Хозяйство вела молодая жена Робертсона Джоан, очень хорошенькая, милая и приятная женщина лет около тридцати, разделявшая служебные заботы мужа тем, что была «мамой» этой базы «XX» и надсмотрщицей за Тейтом. База была наполнена шумом деятельности «двадцатки» – рациями двойных агентов, связывающихся с абвером, снующими туда-сюда порученцами, радистами, прослушивающими эфир.

Хансен наслаждался домашним уютом и комфортом, создаваемыми миссис Робертсон, ее маленькой дочерью и молоденькой няней, чувствуя себя скорее гостем, чем заключенным. Он платил за гостеприимство вкладом в домашние дела и тем, что делал превосходные снимки малышки. Все подконтрольные агенты размещались на таких базах вокруг Лондона, а иногда и в конспиративных квартирах в самом Лондоне. Предполагалось, что мужчины и женщины, выполняющие столь сложную задачу, будут охотнее сотрудничать, если с ними обращаться деликатно. Но с отчаянным, грубым, волевым датчанином порой нелегко было ладить, и его надсмотрщице требовались все ее очарование и такт, чтобы направлять его. К тому же Хансен был большим шутником и затейником. Вскоре после прибытия в дом в Уэтфорде, когда вся Британия напряженно ожидала вторжения Германии, он выдал первый образчик своего грубоватого и характерного юмора. Сидя за обеденным столом с миссис Робертсон и няней, он слушал их беседу о возможной высадке немцев.

– Интересно, – сказала няня, – а что будет, если вдруг с неба спустится немецкий шпион и войдет сюда.

Это оказалось подсказкой Хансену. Он вскочил и, представляя воображаемого немецкого агента, показал, как будет вести себя захватчик, завершив импровизированное представление притворным нападением на няню. Этот грубый скетч не очень удивил миссис Робертсон, но потряс няню, которая не имела представления об истинной сущности Гарри.