Эдвард Кризи - Великие битвы XI–XIX веков: от Гастингса до Ватерлоо

Тяжелые размышления вызывает анализ того неутомимого гражданского и военного энтузиазма, которые на исходе XVIII века стали национальной чертой французов, и сознание того, что их тревожащее народы влияние не прекращается и в наши дни. Кажется, во Франции невозможно построить стабильную систему правления, которая будет передаваться от поколения к поколению и которая избавит ее народ от коррупции и всеобщего насилия. А всякая революция в Париже заставляет содрогаться весь мир. Даже успехи союзных держав, достигнутые в войне против Франции в 1812—1814 и 1815 гг., какими бы важными они ни были, не смогли вычеркнуть из памяти предшествующие 23 года потрясений и войн.

В 1830 г. была свергнута династия, навязанная Франции силой иностранных штыков. И народы сразу же содрогнулись в ожидании очередного всплеска анархии в стране и возрождения честолюбивых целей французов. Они «смотрели в будущее в тревожном ожидании периода разрушений, подобного тому, что испытал на себе римский мир в середине третьего столетия нашей эры». [53]

Луи-Филипп сумел дезориентировать революционеров, и какое-то время казалось, что ему удастся задушить революцию.

Но, несмотря на законы Фиши, на блистательные французские завоевания в Алжире, на браки, стирающие границу на Пиренеях, сотни укрепленных крепостей и сотни тысяч солдат, революция жила и ждала выхода своей энергии. Старый дух титана постоянно стремился вверх, ему было тесно в рамках «монархии с республиканскими институтами». Наконец, четыре года назад (в 1848 г. – Ред. ) все здание королевства треснуло и было разрушено, будто одним дуновением ветра, в результате восстания демократов в Париже. И сразу же последовали новые восстания, баррикады, свержения крупных и мелких монархов, вооруженные столкновения между сторонниками различных партий, государств и народов. В недавней европейской истории эти события стали обычным явлением.

Сейчас Франция называет себя республикой (уже в 1852 г. произошел переворот, и Франция до 1870 г. снова стала империей. – Ред. ). Впервые она присвоила себе этот титул 20 сентября 1792 г., в тот самый день, когда было выиграно сражение при Вальми. От этой битвы берут свое начало демократические перемены 1848 г., когда так же, как и в 1792 г., в Париже была провозглашена республика, исповедующая те же принципы и ценности.

До той битвы перспективы развития демократии в Европе представлялись иными. И это иное развитие событий могло бы отразиться на нынешнем состоянии французского народа, если бы колонны герцога Брауншвейгского наступали более решительно, а солдаты Дюмурье и Келлермана, напротив, оборонялись менее стойко. Когда в 1792 г. Франция начала войну с великими европейскими державами, у нее еще и в помине не было той прекрасно организованной военной машины, которая была создана с учетом опыта нескольких революционных войн и которой страна обладает и поныне. В последние годы правления короля Людовика XV старая королевская армия постепенно приходила в упадок. Это относится как к ее численности, так и к оснащенности современным оружием и боевому духу. Военная слава, добытая после того, как Людовик XVI отправил на войну в Америку (а также в Индию и др. – Ред. ) дополнительные силы, несколько восстановила прежний престиж военных. Неподчинение и дух анархии, порожденные участием в революционных беспорядках сначала французской гвардии, а затем и солдат армейских полков, вскоре распространились по всей армии. Во времена Учредительного (1789—1791), а затем Законодательного собрания каждая жалоба солдата на офицера, какой бы пустячной или безосновательной она ни была, рассматривалась пристрастно, как считалось, с соблюдением принципов свободы и равенства. Это привело к постепенному падению дисциплины и разложению солдат старой армии. Военных обвиняли в том, что ими командуют запятнавшие себя представители аристократии, а в военном министерстве царят путаница и некомпетентность. Многие самые боеспособные полки последних лет монархии были укомплектованы иностранцами. Они были либо истреблены в попытках защитить трон от восставших, как это произошло со швейцарцами, либо расформированы. Солдаты этих частей были вынуждены бежать за границу, и многие из них впоследствии оказались в рядах иностранных армий, вторгшихся во Францию. Кроме того, в результате эмиграции представителей знати французская армия лишилась практически всех старших офицеров и значительной части младшего офицерства. Более 12 тыс. юношей французских аристократических фамилий, которые из поколения в поколения служили на командных должностях армии Франции и которые, как продолжали считать в народе, в случае войны возглавят солдатские массы, теперь собрались под знамена Конде и других руководителей эмиграции. Теперь они намеревались сокрушить французские войска и овладеть Парижем. Те же, кто занял их место во французских полках и бригадах, пока не имели ни соответствующей подготовки, ни опыта. Они были ненадежны и не пользовались авторитетом у солдат.

Таково было состояние того, что осталось от старой армии. Но ядро новой армии, с которой Франция вступила в войну, состояло из добровольцев, призванных из числа представителей восставших народных масс. И эти люди были еще менее подготовленными к боям. После объявления войны к границам страны под звуки «Карманьолы» стекались революционные добровольцы из всех департаментов страны, которые вняли призывам якобинцев о том, что родина в опасности. Они были преданными и храбрыми бойцами. Души их «воспламенились под влиянием цветистых революционных лозунгов, которыми любили разбрасываться красноречивые ораторы, песен, танцев и бесконечных дискуссий». Но все эти люди не желали признавать дисциплину и подчиняться приказам командиров. Они не признавали никакой власти над собой. В лагере революционной армии оказалось множество негодяев, запятнавших себя участием в самых чудовищных и кровавых преступлениях на улицах Парижа. Они же «прославились» полной беспомощностью перед лицом противника и в то же время нежеланием подчиняться собственным офицерам (похожее, но в больших масштабах повторилось в России в 1917—1918 гг. – Ред. ). Кстати, перед битвой при Вальми под командование Дюмурье прибыли восемь батальонов федератов, зараженных многочисленными случаями жестоких убийств и подстрекательств к бунту. Эти «солдаты» могли за короткое время разложить всю его армию. Они открыто заявляли, что офицеры старой армии являются предателями и необходимо очистить от аристократов армию, как это уже было сделано в Париже. Тогда Дюмурье построил эти батальоны, разместил у них в тылу сильный отряд кавалерии, а на флангах приказал установить два артиллерийских орудия. Затем он со всем своим штабом и в сопровождении эскорта из сотни гусар появился перед строем батальонов. «Ребята, – крикнул Дюмурье, – я не стану называть вас ни гражданами, ни солдатами. Вы видите перед собой эти пушки, а за собой эту кавалерию. Вы запятнали себя преступлениями, а я не намерен терпеть здесь убийц и палачей. Я знаю, что среди вас есть мерзавцы, которые осмелились подстрекать вас к нарушениям закона. Заставьте их выйти из строя или назовите мне их имена, иначе я буду считать вас ответственными за их поведение».