Адам Улам - Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года

Ленин не слишком задумывался о том, как скажется анархия на его несчастной стране. Он мыслил в мировом масштабе. Революция в России разожжет революционный костер в Германии, пламя которого перекинется на всю Европу. В этом случае хватит времени на восстановление власти в России, на проведение социально-экономических преобразований с помощью и при поддержке товарищей из развитых стран. В тезисах Ленин упорно подчеркивал, что Россия еще не созрела для установления социализма. Пролетарское правительство не может управлять государством, не имея собственных средств производства. Маркс и Энгельс учили, что рабочий класс не может просто взять старую государственную машину и управлять посредством ее, он должен заменить эту машину новым государством, превратить свое политическое господство в орудие социалистического переустройства общества. Выдвигая лозунг «Земля крестьянам!», Ленин тем не менее упорно повторял, что большая часть земли должна находиться в руках государства (того «государства», которое день ото дня становилось все незаметнее) для создания государственных хозяйств. Но это читалось между строк, и неудивительно, что рабочий и крестьянин не знали об этом. Им было ясно, что Ленин хочет передать фабрики рабочим, а землю крестьянам.

Обе «половины правительства», столкнувшись с подобными заявлениями, оказались в полной растерянности. Единая, решительная и неразборчивая в средствах власть, безусловно, воспользовалась бы первой волной недовольства, вызванной опубликованием «Апрельских тезисов». Даже моряки Балтийского флота, самый активный революционный элемент, были оскорблены. В те апрельские дни большевистский агитатор, работавший среди моряков, был выброшен за борт. Члены почетного караула, приветствовавшие возвращение Ленина, опубликовали открытое письмо: «Узнав, что господин (это, наверное, обидело его больше всего) Ленин приехал к нам в Россию по разрешению его Величества германского императора и короля Пруссии, мы выражаем глубокое сожаление, что участвовали в его торжественной встрече в Петрограде… (мы знаем, что должны были кричать)… вместо «Ура!» «Долой, возвращайтесь в страну, через которую вы приехали к нам». [258]

Более пятидесяти тысяч раненых, изувеченных ветеранов прошли по улицам Петрограда с плакатами, обвиняющими пораженцев. Раздавались голоса, требующие ареста Ленина.

Но «меньшевистские негодяи» из Совета вклинились между разгневанными массами и своим врагом. Гражданина Ленина защищали не только два меньшевика, но и «главный реакционер» Родзянко, председатель практически прекратившей свое существование Думы. Революция не должна быть запятнана самосудом и яростью толпы! Революционная демократия упорно преследует свою губительную политику. Солдатские комитеты обвиняют Ленина в подрывной кампании, ведущейся в войсках на передовой. Пока большевики ограничиваются только (!) пропагандой, они не должны подвергаться никаким репрессиям. Ленин с одобрением отнесся к этой резолюции. [259]

Да, его партия за мирное убеждение. Большевики не хотели дезорганизовывать армию, они только убеждали солдат побрататься с немцами. Нет, они не хотят разделения мира. Это клевета. Так кто же в действительности разлагает армию? Как кто? Военный министр, капиталист Гучков! Именно он угрожает и налагает дисциплинарные взыскания на те патриотические воинские подразделения, которые расстреляли старый офицерский состав и выбрали новый!

Временное правительство не воспользовалось прекрасным советом, какие шаги следует предпринять, чтобы сохранить в России демократию. Страна, уставшая от бесчисленных потерь, стремилась к миру. Подавляющее большинство политиков, а также население и солдаты видели единственный способ быстрого установления мира – разгром Германии. Такое мнение выглядит по меньшей мере глупым и губительным. Но для среднего русского образца 1917 года сепаратный мир с Германией означал единственное: победу Четверного союза и господство германской империи в Европе. Безусловно, тогда Россия могла получить лучший мирный договор, чем заключенный в 1918 году Брестский мир. Но кто мог подумать, что западные союзники окажутся в состоянии противостоять германской армии? И в случае господства Германии удалось бы России сохранить свою территориальную целостность и ее отвоеванные демократические свободы? Так что дело было не только в понятиях чести и преданности союзникам; генералы и политики верили, что победное окончание войны было делом жизни и смерти для России, и в особенности для демократической России.

Но был упущен самый важный момент. Временное правительство не могло заключить сепаратный мир, даже понимая необходимость и выгодность подобного шага. Самые суровые критики, «меньшевики-интернационалисты» и большевики, призывающие к миру, не стали бы заключать мир с «немецкими рабочими и солдатами», после того как они свергли императора. Поступи в тот момент Временное правительство так, как большевики при заключении Брестского мира, и его бы немедленно обвинили в том, что оно продалось кайзеру, предало революцию и международный пролетариат. И самый настойчивый голос принадлежал бы Ленину. [260]

Столь же нереалистичен довод, что противникам большевиков нужно было опередить их и провести аграрную реформу, передав крестьянам землю помещиков. Большевистская демагогия не подействовала на крестьян. Любые эксперименты в отношении права собственности на землю в военное время, как позже Ленин узнал на собственном опыте, приводят к ухудшению ситуации с продовольствием. Русская армия состояла в основном из крестьян. Сколько солдат останется в армии, если они узнают, что в деревне идет раздел помещичьей земли между крестьянскими хозяйствами?

Призыв Ленина «Вся власть Советам!» по иронии стал единственным ключом к способу, с помощью которого русская демократия смогла разорвать порочный круг. Если Советы или их меньшевистские и эсеровские лидеры, имевшие за собой огромное большинство, были бы убеждены, что могут взять на себя всю полноту власти, то в России было бы результативное правительство. Но Советы были совершенно недееспособны. Ни эсеры с меньшевиками, ни одна другая партия не имели такого Ленина, способного возглавить группу людей, объединенных общими интересами. Остальные социалисты были разбиты по крайней мере на три группы: сторонники войны до победного конца; «интернационалисты», или центральная группа, настаивающая на немедленном мире с «немецкими рабочими и солдатами», и левое крыло, которое все больше придерживалось разрушительной тактики большевиков.

Бывали моменты, когда Советы почти брали на себя ответственность. Сложности возникли с возвращением из ссылки меньшевика Ираклия Церетели, великолепного оратора и одного из немногих, кто не испытывал никаких иллюзий в отношении того, куда большевики поведут Россию. Очень скоро он занял ведущую роль в Исполнительном комитете, хотя номинальным председателем оставался его соотечественник, нерешительный, вечно сомневающийся Чхеидзе. Церетели взялся сообщить некоторые сведения о деятельности Совета: «Мы не должны рассматривать защиту страны как что-то не затрагивающее нас, что-то, о чем мы не говорим. Это должно стать для нас одной из основных задач революции, без которой мы не сможем заключить демократический мир и не сможем сохранить завоевания революции». [261]