Герберт Фейс - Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились

К слову сказать, в своем более позднем отчете Черчилль ошибочно включил Барримана в число присутствовавших на этой беседе. Он на ней не присутствовал.

«Момент благоприятствовал ведению дел, поэтому я предложил: „Давайте уладим наши дела на Балканах. Ваши войска стоят в Румынии и в Болгарии. У нас там имеются интересы, миссии и агенты. Не будем действовать наперекор друг другу в мелочах. В том, что касается Британии и России, как вы посмотрите на то, чтобы иметь превосходство в девяносто процентов в Румынии, а мы девяносто процентов влияния в Греции, в Югославии же поделить наше влияние пополам?“ Пока мои слова переводили, я написал на половинке листка бумаги:

„Румыния: Россия – 90 %, остальные – 10 %;

Греция: Великобритания (в согласии с США) – 90 %, Россия – 10 %;

Югославия: 50–50 %;

Венгрия: 50–50 %;

Болгария: Россия – 75 %, остальные – 25 %“.

Я пододвинул листок Сталину, который к тому времени уже выслушал перевод. Наступила короткая пауза. Затем он взял синий карандаш, нарисовал на листке большую галочку и протянул его обратно нам. На решение вопроса потребовалось не больше времени, чем на то, чтобы сесть. Конечно, мы долго и тревожно обсуждали наши точки зрения и обговаривали только вопросы, непосредственно относящиеся к военному времени. Все более важные вопросы были оставлены обеими сторонами до той поры, когда мы, как надеялись, соберемся за мирным столом по окончании войны. После этого воцарилась долгая тишина. В середине стола лежала исписанная карандашом бумага. В конце концов я сказал: „Не может ли показаться несколько циничным, что мы так грубо решаем вопросы, столь роковые для миллионов людей? Давайте сожжем бумагу“. – „Нет, сохраните ее“, – сказал Сталин».

История о том, что произошло, и о том, что это значило, была рассказана Гарриману только фрагментально, и он передал ее президенту в том виде, в каком узнал сам. В первом совместном послании, которое Черчилль и Сталин отправили Рузвельту 10 октября, они лишь сказали: «Нам надо обсудить, как лучше всего договориться о согласованной политике относительно Балканских стран, включая Венгрию и Турцию». За ленчем в этот день Гарриману сказали, что в черновик этого послания президенту Черчилль включил следующую фразу (насколько точно смог вспомнить Гарриман): «…принимая во внимание наши столь различные обязанности по отношению к ним». Сталин предложил опустить эту фразу, в которой ясно подразумевались сферы влияния. Услышав это, Гарриман в присутствии Черчилля сказал Сталину, будто он уверен, что президент будет рад, что эту фразу опустили, поскольку, по его мнению, эту тему должны рассматривать все трое. Сталин ответил, что рад это слышать, и за спиной Черчилля пожал Гарриману руку.

В следующем послании президенту (11 октября) Черчилль осторожно попросил об одобрении. «Совершенно необходимо, – говорил он, – попытаться прийти к общему мнению по вопросу о Балканах, чтобы предотвратить гражданскую войну в нескольких странах, когда, вероятно, мы с вами будем симпатизировать одной стороне, а Дядя Джо – другой. Я буду постоянно держать вас в курсе, и здесь не будет принято никаких решений, кроме улаживания предварительных соглашений между Британией и Россией, как предмета будущего обсуждения и договоренности с вами. На этом основании, я уверен, вы не будете возражать против нашей интеллектуальной встречи с русскими».

В тот же день президент получил от Гарримана более определенное объяснение того, что пытаются сделать британцы и почему – большей частью на основании рассказа Идена. Посол сказал, что Черчилль использовал термин «сферы влияния», но Идеи утверждает, что его цель – лишь разработать практическое урегулирование процесса решения проблемы каждой страны и как нужно в каждом случае разделить ответственность Советского Союза и Британии.

Премьер-министр и государственный секретарь, продолжал Гарриман, полагают, что в Румынии Россия на основании условий перемирия в любом случае имеет полную свободу действий. Они пытались убедить Молотова предоставить британским и американским членам Контрольной комиссии в Болгарии больше власти, чем в Румынии, и равное с советскими членами положение после окончания военных действий в этих странах. В отношении Югославии они сформулировали свою позицию так: советское правительство вместе с британским и американским правительствами принимает участие в урегулировании всех югославских разногласий. Что касается Греции, они стремились добиться у Советского Союза обещания держаться в стороне и склонить греческих коммунистов играть конструктивную роль в национальном правительстве. Ситуацию в Польше сочли совершенно иной, нуждающейся в особом разрешении с участием всех трех стран.

Стоит твердо помнить, что американское правительство в это время прилагало подобные же усилия к тому, чтобы заручиться поддержкой Советского Союза в деле урегулирования отношений между китайским национальным правительством и китайскими коммунистами. Сталин и Черчилль, похоже, хотели, чтобы американское правительство взяло на себя направляющую роль в развитии политической эволюции в этой стране; и американское правительство взяло это на себя. Точно так же стало понятно, что Британия будет играть главенствующую роль в решении вопросов Юго-Восточной Азии.

Ответ президента на несколько отчетов из Москвы о разделении сфер влияния на Балканах был сдержанным и уклончивым. Получив 11 октября первый отчет Гарримана, он сделал единственное замечание: «В настоящее время мой активный интерес на Балканах заключается в том, чтобы предпринять все возможные шаги для того, чтобы застраховаться от вступления Балкан в международную войну в будущем». На следующий день, 12 октября, в знак признания совместного обращения, посланного Сталиным и Черчиллем два дня назад, он им ответил: «Я был очень рад узнать, что вы оба договариваетесь об общей точке зрения в отношении международных политических дел, в которых мы все заинтересованы ввиду наших нынешних и будущих общих усилий, направленных к предотвращению международных войн». Хотя этот ответ мог быть написан до того, как президент получил отчет Гарримана, основанный на рассказе Идена (посланный из Москвы накануне), он, по всей вероятности, увидел его раньше, чем он был направлен совещающимся главам государств.

Короче, совершенно очевидно, Рузвельт согласился с Черчиллем, что некоторая договоренность, вроде той, о которой было доложено, желательна, если не обязательна. Но он по-прежнему сдерживал официальный интерес к положению в Восточной и Центральной Европе, кроме тех ситуаций, которые могли повлиять на настроение в Соединенных Штатах. Он твердо решил по окончании выборов многое сказать об урегулировании положения на Тихом океане. Но полагая, что удачное решение многих европейских проблем найти почти невозможно, он хотел, по возможности, остаться в стороне от них, кроме тех, что касались Германии.