Александр Усовский - Военные преступники Черчилль и Рузвельт. Анти-Нюрнберг

Ложь может быть очень похожей на правду – иногда даже больше, чем сама правда. Ложь может принимать самые причудливые формы, используя для этого правду, как маскировку. Ложь может путем целенаправленной работы своих создателей овладеть умами миллионов людей и, повторяемая миллионы раз на протяжении миллионов мгновений, стать почти правдой. Ложь может очень многое!

Кроме одного.

Ложь не может стать правдой.

Никогда.

Рано или поздно, но всегда наступает момент, когда власть лжи рушится, и люди, озираясь по сторонам, брезгливо оглядывая груду смрадного разлагающегося праха, еще недавно бывшего отлитой в бронзе истиной, протирают глаза в удивленном недоумении. Что с ними происходило все это время? Как могли они верить в эту чудовищную, несуразную, нелепую ложь? Почему? Ради чего? Кому это было выгодно?

И они получают ответы на все свои трудные вопросы. Не всегда сразу и далеко не всегда быстро – но истина находит себе дорогу к умам слабых детей человеческих. Очень часто они в нее сначала даже не хотят верить – столь радикально отличной от привычных понятий бывает она, нежеланная и колючая правда. Иногда случается так, что провозвестники истины становятся жертвами тех, кто ничего не хочет менять в своей жизни, коих в любом обществе подавляющее большинство. Иногда бывает и так, что сама новорожденная истина исчезает вместе с ее носителями, но исчезает лишь для того, чтобы вернуться вновь.

Ибо свет истины немеркнущ.

Я не знаю тебя, мой читатель, открывший эту книгу и бегло пролистывающий ее страницы. Я не знаю, кто ты по национальности, возрасту, образованию, полу, политическим убеждениям – если таковые у тебя есть. Но, не зная тебя, я считаю нужным сказать тебе одно.

В книге, которую ты держишь в руках, нет ни слова лжи. Ни слова! Когда ты прочтешь ее всю, от первой до последней страницы, и, вздохнув, захлопнешь ее, у тебя, очень возможно, возникнут вопросы к автору. Вполне может быть, что эти вопросы могут оказаться весьма резкими и нелицеприятными, но я попрошу тебя об одном. Помни: тот, кто ищет правду, всегда прав. Грешит тот, кому не хватает смелости узнать всю правду до конца.

Написанием этой книги я не претендую на провозглашение истины в последней инстанции, потому что это было бы глупо и смешно; я также не надеюсь на то, что эта книга в мгновение ока изменит представления о Той Войне у миллионов жителей Российской империи (как бы ни называлась нынче эта территория и на какие национальные государства она ни была бы поделена), хотя бы просто потому, что тираж этой книги вряд ли будет более десяти тысяч экземпляров. Но я посчитал необходимым ее написать, потому что, по моему глубокому убеждению, ложь, какой бы монументально непоколебимой она ни казалась на первый взгляд, каким бы неподъемным и адски тяжелым ни казался труд по ее разоблачению, эта ложь должна быть низвергнута с бесправно занимаемых ею пьедесталов, рухнув в небытие. Эта ложь должна исчезнуть из жизни людей, уступив свое место истине.

Потому что только познавший истину человек становится по-настоящему свободным…

Те, кто назвал действо, происходившее с двадцатого ноября сорок пятого по первое октября сорок шестого года в нюрнбергском Дворце правосудия, Международным военным трибуналом, безусловно, были большими любителями черного юмора. Потому что трибунал – это суд; судом он был во времена инквизиции, им же оставался в годы Французской буржуазной революции; где-то с середины XIX века судом первой инстанции и органом апеkляции (с середины XIX века) трибунал являлся в судебных системах Франции и Италии; военный трибунал во многих странах мира решал (а кое-где и посейчас решает) судьбу проштрафившихся военных. В любом случае до второй декады ноября сорок пятого года слова «трибунал» и «суд» были синонимами.

Двадцатого же ноября эти понятия радикально разошлись. Ибо НЮРНБЕРГСКИЙ ТРИБУНАЛ – ЭТО НЕ СУД.

Нюрнбергский трибунал – это месть.

Нюрнбергский трибунал – это заметание следов.

Нюрнбергский трибунал – это лживый фарс, призванный навечно скрыть от возмездия подлинных виновников Второй мировой войны.

Главной его целью было не правосудие, но отмщение; во имя отмщения этот «трибунал» отмел подавляющее большинство норм судопроизводства и принципов уголовно-процессуального законодательства, выработанных мировой юстицией к середине XX века; специальным Уставом этот «трибунал» избавился от всех обязанностей, лежащих на его «судьях», оставив за собой лишь одно-единственное право.

ПРАВО МЕСТИ.

Для того чтобы эта месть свершилась, было сделано очень многое.

Обвинители были, по существу, и судьями, и палачами.

Обвиняемые считались виновными еще до суда.

Заседание Нюрнбергского трибунала

Главных нацистов обвинили в преступлениях, совершенных с января 1933-го по май 1945-го, но обвинили по законам, которые были объявлены таковыми Уставом трибунала только в июле – сентябре 1945-го; их обвинили в преступлениях, не существовавших в мировой юриспруденции до появления в вышеуказанном Уставе и, следовательно, не имевших места в 1933–1945 годах – хотя до Нюрнбергского процесса любой суд руководствовался принципом римского права: «Nullum crimen, nulla poena sine lege» – «Без закона нет ни преступления, ни наказания».

Статья девятнадцатая Устава трибунала гласила: «Трибунал не должен быть связан формальностями в использовании доказательств и может допустить любые доказательства, которые помогут ведению процесса». Тем самым «трибунал» признавал «доказательствами» любые слухи, сплетни, байки и досужие выдумки – лишь бы они ложились в общую канву обвинения и были соответствующим образом оформлены.